 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
177
Об этом хорошо написал Рондо Кэмерон: "В дискуссиях о роли теории в исторических
исследованиях часто утверждается (возможно, потому, что это утверждение верно), что
историк a priori исходит из каких-то идей. Поэтому желательно, чтобы эти идеи
формулировались, а если возможно, то и систематизировались в явном виде. Иными
словами, выбор лежит не между теорией и отсутствием теории, а между явной, осознанно
сформулированной теорией и неявным, неосознанным теоретизированием. Почти то же
самое можно сказать об использовании истории теоретиками. Даже самый презирающий
историю экономист кое-что из истории использует: свой собственный опыт, опыт своего
поколения или некие исторические обобщения, которыми полон фольклор даже самых
изысканных обществ" (Cameron, 1965. Р. 112).
Самый очевидный пример — теория экономического роста, где определенный ряд
исторических условностей подавляет аргументы. Эти условности— Николас Калдор в 1958
г. назвал их "стилизованными фактами", и этот эвфемизм получил широкое распространение
— представляли в свое время интеллектуальный изыск, а теперь превратились в банальность.
Они были сформулированы в 50-е годы, до того как экономисты-историки начали всерьез
устанавливать нестилизованные факты. По крайней мере, неясно, подтвердит ли их работа
постоянство коэффициента капиталоемкости, нормы прибыли или темпов прироста
производительности труда и основных фондов. Как заметил Роберт Солоу в заключение
короткого исследования о реальном значении этих параметров для устойчивости
экономического роста, "устойчивое состояние— неплохой исходный пункт для теории
экономического роста, но оно может представлять серьезную опасность в качестве
конечного пункта" (Solow, 1970. Р. 7). Судя по историческим работам экономистов, на-
писанным за последние лет двадцать и, видимо, неизвестным теоретикам роста,
коэффициент капиталоемкости в Америке удвоился, а в Великобритании снизился на треть,
за первую половину XX в. этот коэффициент в Америке снизился на 22%, оставаясь при-
мерно постоянным в Великобритании.* Впрочем, вполне возможно, что результаты будут
другими, если использовать более полное определение "капитала", включающее продукцию
домашних хозяйств. Экономисты-историки, сталкиваясь с продолжительными периодами в
истории, когда соотношение между узкими и широкими определениями резко менялось,
вынуждены регулярно заниматься такими уточнениями. Но независимо от того, уточнены
они или нет, факты, собранные экономистами-историками при изучении экономического
роста, стоят того, чтобы к ним вернуться. Это, вероятно, яснее всего проявляется в вопросе о
техническом прогрессе, главном конфузе современной теории экономического роста. Как
недавно отметили Р.Р. Нельсон и С.Г. Уинтер (Nelson and Winter, 1974), историкам техники,
таким как Пол Дэвид, Питер Темин и Натан Розенберг, есть что сказать теоретикам (см.,
например, Rosenberg, 1972, David, 1975), но головы теоретиков заняты другими проблемами.
* Для Соединенного Королевства см.: Feinstein, 1972. Tab. 1, 20, 43. Для США см.: Davis
et al., 1972 Tab. 2.9. В связи с этим можно заметить, что обе книги, из которых взяты цифры,
демонстрируют роль "социальных обсерватории" в поощрении новой экономической
истории книга Файнстайна — одна из серии работ, выходящих при участии Национального
института экономических и социальных исследований (Британского эквивалента
Национального бюро экономических исследований) и кафедры прикладной экономики
Кембриджского университета, восемь из двенадцати авторов книги (Davis et al., 1972)
работали в Национальном бюро экономических исследований; а сама книга — фактически
разъяснение и итоги долгого исследования тенденций экономического роста в Америке,
проводившегося ими и другими специалистами, в частности Саймоном Кузнецом, под
эгидой Бюро.
Псевдоисторическим мышлением грешат, конечно, не только авторы теоретических
математических моделей экономического роста. Как бы ни были часты обращения на словах
якобы к опыту истории, в словах, так же как и в уравнениях, нет ничего такого, что защи-