 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
150
и при выборе более заурядных профессий, нет никаких причин, почему интеллектуалы
должны проявлять меньшую озабоченность своим вознаграждением, больше радеть о благе
общества и быть "от природы" честнее, чем все остальные.*
* Этот пример заимствован у Стиглера (Stigler, 1976). См. также обсуждение системы
вознаграждения в науке и связанные с этим проблемы у Мертона (Merton, особенно ч. 4).
Из экономического подхода, следовательно, вытекает, что возросший спрос избирателей
или различных групп со специальными интересами на те или иные интеллектуальные
выводы будет стимулировать рост их предложения, если основываться на упомянутой выше
теореме о действии повышения цен на объем предложения. Точно так же, если приток
средств из благотворительных или правительственных фондов направляется на изучение
каких-то, пусть даже самых нелепых проблем, от заявок на их исследование не будет отбоя.
То, что экономический подход считает нормальной реакцией предложения на изменения в
спросе, другие, когда дело касается науки и искусства, могут именовать интеллектуальной
или творческой "проституцией". Быть может, это и так, однако попытки провести четкую
грань между рынком интеллектуальных и художественных услуг и рынком "обычных"
товаров оборачивались непоследовательностью и путаницей (см.: Director, 1964; Coase,
1974).
Экономический подход исходит из посылки, что преступная деятельность— такая же
профессия, которой люди посвящают полное или неполное рабочее время, как и столярное
дело, инженерия или преподавание. Люди решают стать преступниками по тем же сооб-
ражениям, по каким другие становятся столярами или учителями, а именно потому, что они
ожидают, что "прибыль" от решения стать преступником — привед¸нная ценность всей
суммы разностей между выгодами и издержками, как неденежными, так и денежными —
превосходит "прибыль" от занятий иными профессиями. Рост выгод или сокращение
издержек преступной деятельности увеличивают число людей, становящихся
преступниками, повышая — сравнительно с другими профессиями — "прибыль" от
правонарушений.
Таким образом, этот подход предполагает, что условные преступления, вроде краж или
грабежей, совершаются в основном менее состоятельными людьми не вследствие аномии
или отчуждения, а из-за недостатка общего образования и профессиональной подготовки,
что сокращает для них "прибыль" от занятия легальными видами деятельности. Подобным
же образом безработица в легальном секторе увеличивает число преступлений против
собственности (см.: Erlich, 1973) не потому, что она пробуждает в людях тревожность или
жестокость, а потому, что она сокращает "прибыль" от легальных профессий. Число и
тяжесть преступлений среди женщин возросло по сравнению с мужчинами (см.: Bartel, 1976)
потому, что им стало "прибыльнее" участвовать в рыночных видах деятельности, включая и
преступную (см.: Mincer, 1963).
Наиболее спорный вывод из экономического подхода к анализу преступности состоит в
том, что наказания "делают свое дело", то есть что повышение вероятности поимки
преступников и последующего их наказания сокращает уровень преступности, потому что
доходы от нее становятся меньше. Если преступники правильно предвидят вероятность и
тяжесть наказаний, то высокий уровень рецидивизма нисколько но удивителен и по нему
нельзя судить о провале карательной системы, точно так же как по доходу от столярного
дела при высокой доле безработных или получивших производственные травмы столяров
нельзя заключить, что масштабы безработицы или производственного травматизма среди
столяров никак не влияют на их численность. Продолжая аналогию, можно сказать, что
программы реабилитации преступников в целом потерпели неудачу (Martinson, 1974) по той
же причине, что и программы переподготовки в легальном секторе: если люди избирали свои
профессии, в том числе криминальные, обдуманно, то на их решения не могут сильно