 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
58
ибо задержался в России почти на триста лет и происходил при уже сформировавшихся новых формах
жизни на Западе. За каких-нибудь 50 лет России во всех сферах пришлось пройти тот путь развития,
какой на Западе длился 2–3 столетия. Это в полной мере касается культуры в целом и изобразительного
искусства в частности. Отсюда и характерная его черта, которую одна из исследователей русского
искусства – Н.Н. Ковалевская – назвала «спрессованностью» развития. Эта спрессованность при всем
высочайшем уровне прошлой, древнерусской культуры, при уже канонизированном
западноевропейском опыте породила в русском искусстве параллельное существование сразу
нескольких стилевых направлений, несоответствие некоторых явлений культуры объективным
условиям, определенные курьезы в процессе сложения новой культуры, «мирского» ее характера,
особенно в первой трети столетия. Без учета этих особенностей, аналог которым трудно найти в
западном искусстве, невозможно понять самую сущность русской культуры XVIII столетия. Только с
середины века начинается уже более соответствующее общеевропейскому развитие искусства барокко,
рококо, а затем классицизма.
В первой трети XVIII в., в так называемое петровское время, все эти противоречия и конфликты
выступают в особенно обнаженном и обостренном виде.
Оценка русского искусства XVIII столетия в русском и советском искусствознании была очень
неодинаковой. Уже в 40-х годах XIX столетия Н. Кукольник сетовал на то, что мы предали забвению
свое прошлое и воспринимаем современное искусство как «пришелицу». Славянофилы в середине и
второй половине XIX в. ругали искусство предыдущего столетия за отрыв от древнерусских корней. В.
В. Стасов, выражая общую позицию демократической критики, видел в нем лишь выражение
дворянской культуры, дворянских идеалов, порицал его за копиизм и подражательность, за
«провинциальное повторение французской моды». Виолле ле Дюк вообще писал, что до XVIII в.
русское искусство было поклоном Востоку, а с XVIII в. – Западу. И только в последней трети XIX
столетия усиливается внимание к искусству этого периода, особенно мы здесь обязаны
«мирискусникам». Это изучение началось еще с «Исторической выставки портретов известных лиц
XVI–XVIII вв.» и трудов составителя ее каталога П.Н. Петрова, с устроенных «Миром искусства»
выставок 1902 (Выставка русской портретной живописи за 150 лет, с 1700 по 1850 г.) и 1905 гг. (так
называемая Таврическая, ибо состоялась в Таврическом дворце), с экспозиций русской портретной
живописи в Париже и Берлине в 1906 г., с выставки «Ломоносов и елизаветинское время» 1912 г., с
издания журнала «Старые годы», во многом посвященного именно искусству XVIII столетия (1907–
1916). Однако и влюбленные в XVIII век «мирискусники» видели в художниках этого времени тоже
лишь умелых подражателей западноевропейскому искусству.
Планомерное изучение XVIII века началось лишь в XX столетии. Конечно, многое погибло в огне
революционных событий и Гражданской войны, многое (вспомним, что значительное количество
произведений XVIII в. было создано крепостными мастерами и находилось в частных собраниях)
вывезено за границу. Но основная часть богатой коллекции русского искусства XVIII столетия была
собрана в государственных музеях (ГРМ, ГТГ, Останкино, Кусково и пр.), что, естественно, облегчает
изучение этого периода. Скажем только, что уже в 1922 г. состоялась персональная выставка живописца
Д.Г. Левицкого, произведения которого еще в начале века привлекали внимание исследователей.
Советское искусствознание в понимании и оценке проблематики XVIII в. прошло и период эстетски
рафинированной критики «мирискуснического» толка, и социологически-вульгаризаторской, идущей
еще от школы Фриче, и период существования, так сказать, «чистой архиваристики», сбора
фактического и фактологического материала, чтобы со второй половины 50-х годов прийти к
необычайно насыщенному этапу, соединяющему разного характера исследования – от музейно-
атрибуционных до обобщенно-теоретических. Так в общих чертах обстоит дело с вопросом изучения
русского искусства XVIII столетия, во многом резко отличного от средневекового периода русской
культуры, но и имеющего с ним глубокие внутренние связи.
Перелом в русском искусстве наметился еще в XVII в., это не вызывает сомнений. Но победу новое
искусство одержало в начале следующего столетия. Русская светская культура поистине родилась под
грохот петровских салютов, как и сама Россия, по меткому определению Пушкина, вошла в Европу при
стуке топора и при громе пушек. Сам Петр как личность имел определенное влияние на формирование
нового искусства. Воцарение на престоле того, кому суждено было стать первым русским императором,
означало конец средневековья, конец ведущей роли церкви в общественной жизни, господства
«древлего средневекового благочестия», истинный культ государственности и государственной власти.
«Петр как исторический государственный деятель, – писал Н. Костомаров,– сохранил для нас в своей