 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
156
истинным кумиром. В Риме Энгр создает в 1807 г. один из лучших портретов своего друга —
художника Франсуа Мариуса Гране. Он помещает его на фоне римского пейзажа, вполоборота,
спокойно глядящим на зрителя. Но за этим внешним спокойствием скрыто внутреннее напряжение,
которое ощущается в предгрозовой атмосфере, в сизых тучах, нависших над Римом. Эти серо-
зеленоватые тучи перекликаются с десятками полутонов, которыми написан зеленый плащ модели.
Весь портрет по настроению предвещает новое мироощущение романтиков. Так, вполне и в
совершенстве постигший классицистическую методу, Энгр не всегда следовал только светотеневой,
линеарно-пластической моделировке. Наконец, неким отходом от привычной схемы классицизма,
предвестием романтического направления было и само появление в произведениях Энгра такого
экзотического мотива, как одалиски, со всеми их условно-восточными атрибутами: чалмой, веером,
чубуком и пр. Не светотенью, а тончайшими цветовыми градациями, мягким растворением контуров в
воздушной среде лепит он объем тела одной из «ню», получившей в искусстве название «Купальщица
Вальпинсон» — по имени первого владельца картины. Розовые пятна головной повязки «Купальщицы»
возникают не случайно в дополнение к оливково-зеленому цвету занавеса, придавая теплоту общему
впечатлению.
Тончайшим колористом, преклоняющимся перед классическим совершенством модели, выступает
Энгр в портрете мадам Девосе (1807). В следующих женских портретах у Энгра появится чрезмерное
увлечение антуражем, аксессуарами, разнообразной фактурой предметов: шелком, бархатом,
кружевами, штофом обоев. Все это создает сложный орнаментальный узор, изображение иногда
множится, отражаясь в зеркале («Портрет мадам де Сенонн», 1814; «Портрет мадам Инес Муатессье»,
1856).
В тематических картинах 10-х годов Энгр остается верен классицистическим темам. В отличие от
Давида он, далекий от политических волнений, стремится проникнуть в суть языческого мифа. Явным
нарушением классицистических норм явилась большая картина Энгра «Фетида, умоляющая Юпитера»
(1811), сюжет которой заимствован из первой песни «Илиады». Во имя особой эмоциональности
художник делает Юпитера непомерно огромным рядом с Фетидой, тело которой также как будто
лишено анатомической правильности, неестественно вывернута ее левая рука, слишком велика шея,—и
все это с целью усилить взволнованность ее состояния, страстность ее мольбы.
Развивая традиции французского карандашного портрета, Энгр создает «Портрет Паганини», 1819;
групповые портреты семьи французского консула в Чивита-Веккио Стамати, 1818; семьи брата
императора Люсьена Бонапарта, 1815, и пр. Как ни был привержен Энгр к античности, ею не могла
быть исчерпана вся красота мира, которой он поклонялся. Энгр обращается и к сюжетам из средне-
вековья, и к раннему Возрождению, и к периоду Высокого Ренессанса.
Но главным трудом его в это время становится алтарный образ для церкви его родного города
Монтобана, получивший название «Обет Людовика XIII, просящего покровительства мадонны для
Французского королевства». Энгр нарочито решил образ мадонны близким к Сикстинской мадонне,
выражая свое преклонение перед Рафаэлем и следование заветам великого художника, но эта прямая
зависимость лишь подчеркнула искусственность произведения и придала ему заведомо архаичный
характер. Парадокс состоит, однако, в том, что именно это творение принесло художнику, ранее
официально не признававшемуся, успех в Салоне 1824 г. Отныне он становится признанным главой
официальной французской школы. Заметим, что на этой же выставке была экспонирована «Резня на
Хиосе» Делакруа. Не потому ли противники родившегося нового направления — романтизма и
обратились к Энгру, сделав его «хранителем добрых доктрин» слабеющего и ветшающего классицизма,
что надвигалось новое мощное оппозиционное ему направление?!
В 1824 г. после 18-летнего отсутствия Энгр возвращается на родину, избирается академиком,
награждается орденом Почетного легиона, открывает свое ателье и отныне и до конца дней остается
вождем официального академического направления. Энгр всегда был далек от политики и не принимал
участия в событиях 1830 г. Но в это время он пишет замечательный портрет главы политической
прессы 30-х годов, владельца газеты «Journal des Debats» Луи Франсуа Бертена Старшего (1832),
могучего седого старика с умным, спокойным взглядом «хозяина жизни и обстоятельств», пишет с
такой силой и верностью, что современники называли его изображением «Юпитера-Громовержца
нового времени», а когда Бертен появлялся на улице, говорили: «Вот идет портрет Энгра». В этом
произведении в строгости и монохромности письма Энгр оказался наиболее близок традициям школы
своего учителя Давида.