 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
61
С граждан не собирали подати. Но народ заставлял богатых людей тратиться на снаряжение
кораблей, на устройство праздников. Многие находили в этом удовлетворение своего честолюбия,
особенно когда на празднике называли громко имена щедрых дарителей. Но другие роптали, что
простонародье взяло себе чрезмерную силу в городе; нигде, говорили они, нет такого господства
"корабельной черни"; оттого так своевольны стали в городе и рабы; раб одевается так же, как
свободный, не уступает дороги на улице, и его нельзя тронуть, так как он может ответить на удар.
Народное собрание при Перикле. Перикл крепко стоял за выгоды горожан, ремесленников,
торговцев, моряков, которые создали силу Афин. Противники пытались обвинить его в растрате казны,
в притеснении союзников. Дело дошло до большого тайного голосования, в котором народ должен был
решить, кто подлежит удалению из города, Перикл, или его главный обвинитель, Фукидид.
Большинство написало имя противника Периклова (в 442 г.).
После этого остракизма Перикл занял такое положение, что уже никто не решался ему
сопротивляться. Из года в год его выбирали одним из военачальников (стратегов), в опасных
обстоятельствах назначали неограниченным стратегом всего флота и войска. А главное – все делалось
по советам и указаниям Перикла, которые он излагал в народном собрании. В Афинах не было одного
главы государства, подобного нынешнему президенту республики; Перикл был первым министром,
первым и исключительным советником народа афинского (по-гречески демагогом, т. е. вождем народа).
Перикла сравнивали с тиранном Пизистратом и выражались так: в Афинах по виду – правление народа,
а на самом деле – власть первого гражданина. Многие не любили и боялись этого замкнутого в себе,
гордого, всегда серьезного и погруженного в дела человека. Между людьми набожными ходило
обвинение, что Перикл отрицает силу народных богов; указывали на его близость с учеными,
выражавшими новые взгляды на мироздание, между прочим с Анаксагором, который решился
утверждать, что солнце – не живое божество, а раскаленный громадный камень и что миром управляет
великая сила Разума.
Со времени Фемистокла Афины были гораздо сильнее и богаче всех греческих городов. Но у Афин
было много врагов: старый торговый город Коринф, у которого афиняне перебили рынки; Спарта,
которая до нашествия персов считалась первым городом в Греции; большая часть приморских греков,
считавшихся в союзе с Афинами, но недовольных тем, что они стали данниками Афин; наконец, персы,
потерявшие из-за афинян греческие города Малой Азии. В отдельности никто из противников не мог
сладить с Афинами; но вместе они могли сокрушить афинскую державу.
Сначала Коринф поднял против Афин Спарту. Повод нетрудно было найти. Спартанцы заступились
за соседний с Аттикой небольшой город, которому афиняне запретили возить в Афины товары. Дело
было неважное на первый взгляд, и многие понимали, что спартанцы ищут случая с тем, чтобы
объявить войну.
Только общее собрание народа могло решить, как ответить спартанцам на их требование. Но прежде
чем собирать весь народ, дело обсуждалось в Совете пятисот уполномоченных от деревень и от
городских участков. Совет входил в разные мелочи и подробности всякого дела, которые нельзя
обсудить в большом собрании из нескольких тысяч человек. Он решал, как дела докладывать народу.
Совет вел также счет доходам и расходам казны; ему сообщали все важные новости, какие приходили с
разных концов государства.
Когда Совет решил передать дело всему народу, граждане сошлись в большом помещении, похожем
на открытый театр с каменными уступами. Начали, как всегда, с жертвы и произнесли проклятие тому,
кто бы вздумал обманывать народ. Только при ясном небе могло состояться собрание. Грозу, затмение
и даже простой дождь считали за дурной знак богов; тогда надо было распустить народ. Когда все сели,
вестник объявил дело, уже обдуманное Советом, которое предстояло порешить народу.
Каждый гражданин, если только за ним не было замечено чего-нибудь дурного, мог сказать, что он
думает. Тот, кто хотел говорить, поднимался на возвышение посредине и надевал во время речи венок
на голову. Но кто решался говорить в большом собрании, должен был достигнуть большого искусства:
нужно было уметь и заинтересовать, и убедить слушателей. Среди них было много необразованных
людей; но, посещая собрания, они привыкли долго и внимательно слушать речи и обсуждать
приводимые доводы.
В нашем случае несколько человек говорили, что лучше уступить требованию спартанцев и не
вызывать их на открытую ссору. Спартанцы всегда могут пройти перешеек и опустошить Аттику;
афиняне не могут с ними сладить в открытом поле. Другие возражали, что уступить спартанцам обидно
для Афин: спартанцы пойдут на новые, более тяжелые требования, и все равно придется воевать с ними.