 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
272
среде всегда была пусть небольшая, но влиятельная прослойка людей богатых и связанных с рынком, с
частной собственностью, в целом интересы крестьян вполне очевидны: существующий статус-кво при
условии сохранения нормы в принципе удовлетворителен для
всех; нарушение же его чревато
непредсказуемыми последствиями и в силу этого для всех нежелательно - и для массы, и для верхнего
богатого слоя. Менее всего теряют от катаклизмов, кризисов и нарушений нормы низшие слои
крестьянства, бедные и обездоленные. В немалой степени именно поэтому они активнее других слоев
примыкают к массовым движениям протеста и интуитивно стремятся к каким-то переменам. Но на
уровне осознанных желаний эти латентные стремления, как говорилось, не идут далее эгалитарных
лозунгов, не имеющих практических шансов на реализацию. Как о том наиболее убедительно
свидетельствуют не раз побеждавшие крестьянские движения в периоды кризисов в китайской
империи, эгалитаризм после победы восстания проявляется лишь в равном праве каждого пахаря на
свое поле. Такого рода эгалитаризм вполне вписывается в существующую и даже желанную для
государства норму. Поэтому мы вправе говорить, что крестьянство в целом, в лице всех его слоев
(масса, богатое меньшинство собственников и радикально настроенные бедняки), не демонстрирует, да
и не имеет необходимых потенций для изменения структуры. Да оно и не желает перемен, опасается их.
Но сводится ли общество и его потенции только к крестьянству? Вполне очевидно, что нет. И это
особенно характерно для средневекового восточного общества, знакомого с большими городами,
развитым ремеслом и торговлей. Как же обстоит дело с городами и городским населением? Социально
это пестрый слой лиц различных занятий и очень разного статуса, от правящих верхов (значительная
часть, большинство их живет в городах) до деклассированных изгоев (понятие «деклассированные» в
контексте данной работы не очень-то уместно, но смысл его соответствует тому, о чем идет речь).
Помимо ремесленников и торговцев в городах живут чиновники и жрецы, военные, множество обслуги,
включая рабов, немалое количество учащихся и грамотеев, лица так называемых свободных профессий
- гадатели, актеры, врачеватели и т.д., вплоть до нищих и проституток. Чем все они довольны или
недовольны, к чему стремятся, каковы их потенции, социальная сила?
Следует сразу же заметить, что традиционный восточный город в целом точно так же строго
ориентирован на стабильное существование и сохранение статус-кво, как и все общество, как и
государство в целом. Каждый из перечисленных слоев как-то приспособлен к существованию в рамках
занятой им социальной ниши. Это не значит, что никто не стремится к лучшему и не поменял бы свое
место при случае на более престижное и выгодное. Но, если не считать кастовых ограничений в Индии,
обычно никому это и не возбраняется. Дерзай, если можешь и хочешь. Социальная мобильность на
традиционном Востоке, кроме кастовой Индии, весьма заметна, ее не сравнишь с сословной
замкнутостью в феодальной Европе. Вчерашний раб нередко становится всесильным эмиром, бедняк -
высокопоставленным чиновником-интеллектуалом в системе правящей китайской бюрократии и т.д. Но
это касается только взаимозаменяемости в пределах, если можно так выразиться, личного состава того
или иного социального слоя. Сам же слой от такого рода перемен в индивидуальных судьбах своего
статуса не изменяет и остается в пределах той ниши, которую традиционно занимает. Поэтому
индивидуальные потенции человека реализуются сравнительно беспрепятственно (это в меньшей
степени касается кастовой Индии, но и там не совсем все двери закрыты для способных и настойчивых).
А вот что касается социальных и социально-экономических, то с ними сложнее.
Потенции городского населения - если иметь в виду такие, которые способны вывести структуру в
целом из привычных для нее условий существования и тем способствовать ее радикальной
трансформации, - значительно большие, чем в деревне. Ремесло и тем более торговля, да и весь
городской быт тесно связаны с рынком. Именно здесь широкий простор для инициативы,
предприимчивости, деловой энергии. И это не пустые слова. Вспомним, что китайцы в Юго-Восточной
Азии, оказавшись вне пределов всесильного китайского государства, в условиях сравнительно слабых
государственных образований, довольно быстро забирали в свои руки чуть ли не весь местный рынок.
Это значит, что о возможностях по крайней мере какой-то части городского населения можно говорить
с немалой долей уверенности. Но, во-первых, государство прочно закрывает выход за пределы
дозволенной и строго контролируемой нормы (просто пределы этой нормы, скажем, в Китае и в Юго-
Восточной Азии были разными). Во-вторых, столкнувшись с реальностью и смирившись с нею (плетью
обуха не перешибешь!), городские слои привычно гасят свои стремления - если они есть - и
традиционно вписываются в статус-кво, будучи в конечном счете заинтересованы в его сохранении так
же, как и весь социум в целом.