267
подчеркнуть, эта роль никоим образом теперь уже не вела к ослаблению государства - во всяком случае
до тех пор, пока все оставалось в норме. Если ситуация выходила из нормы, как то наиболее рельефно
видно на примере китайской империи с ее династийными циклами, то в ход пускался механизм реформ,
экспроприировавших зарвавшихся собственников. Если же не помогало и это, то наступавший кризис
делал свое дело: в огне социальных катаклизмов собственники гибли в числе первых, так что после
преодоления кризиса норма восстанавливалась.
Итак, в пределах нормы рынок и собственник занимали ту нишу, которая соответствовала их месту и
роли в жизни общества и не представляла угрозы государству. Соответственно складывался и
менталитет собственника. Вообще-то говоря, этот менталитет исконно был сродни обычному
менталитету подданного восточного государства. Никто из восточных собственников никогда и не
мыслил себя иначе, как покорным власти подданным, даже если он ворочал миллионами и был,
выражаясь словами китайских источников, «богаче князей». Известно, что любой выходец из
простолюдинов, став богатым (разумеется, это не относится к тем, кто шел наверх по административной
лестнице, обретая с каждой ее ступенью законную новую порцию престижа и прилагавшегося к нему в
строгом соответствии с рангом богатства), больше всего заботился о престиже. Далеко не случайно с
легкой руки Шан Яна китайское государство, например, всегда в случае нужды запускало привычный
механизм продажи рангов, должностей (чаще всего синекур) и даже ученых степеней (тоже с
явственным знаком «проданная», «купленная»). Богатство возвращалось в казну, а богатый приобретал
столь желанный и так высоко ценимый в обществе рангов и привилегий престиж.
И этот механизм, сводивший богатство собственника к престижу власть имущего или причастного к
власти, так или иначе работал на Востоке везде и всегда, что сыграло свою роль: стремление к
постоянному росту дохода, увеличению богатства во что бы то ни стало и любой ценой гасилось в
зародыше, не говоря уже о том, что сами по себе стоявшие за этим стремлением инициатива,
предприимчивость, энергия новатора не имели почвы для своего расцвета и потому не расцветали.
Понятие «время - деньги», столь имманентное, характерное для любого связанного со свободным
рынком предпринимателя, на Востоке не существовало и не могло там появиться. Зато желание
уподобиться тому, кто имеет престиж, было постоянно действующим импульсом. Собственники всегда
стремились вложить свое богатство в землю, даже если земля не приносила заметного дохода, по той
простой причине, что владение землей дает землевладельцу престиж. Собственники вкладывали деньги
в дом, в богатый выезд, в слуг и рабов - все это не приносило дохода, чаще было связано с солидными
расходами, но зато гарантировало престиж, т.е. ставило владельца в ряд с теми, кто достиг
административных высот и был причастен к власти. Я уж не говорю о желании собственников
породниться с власть имущими со все той же целью обрести престиж.
Есть и еще один важный фактор, способствовавший изменениям во взаимоотношениях собственника
и государства. Имеются в виду изменения в аграрных отношениях, вызванные либо медленной
трансформацией самих этих отношений, как то было в индийской общине, либо реформами, как то
было в Китае. Результатом в любом случае было сосредоточение в руках собственников контроля над
большим клином земель, как юридически считавшихся частными (мульк в исламском мире и
аналогичные категории земли в других регионах), так и фактически оказавшихся под контролем
собственников. В условиях отсутствия свободного рынка сделки с землей всегда были как-то
завуалированы, открытых торгов земельных участков на Востоке в принципе никогда не бывало.
Поэтому формально-юридически, т.е. для государства, вопрос земельной собственности обычно
сводился к вопросу фактического владения землей*. А раз так, то и ренту-налог государство брало с
того, кто землей владел, вне зависимости от того, крестьянин-общинник владеет своим наделом или
собственник владеет землей, которую он небольшими наделами сдает тому же крестьянину,
выступающему в данном случае по отношению к владельцу земли в функции арендатора.
*
Можно оставить в стороне те случаи, когда земля безусловно считалась государственной и выделялась в виде
должностных наделов-кормлений на правах, скажем, икта, джагира или тимара. Речь идет также не о землях наследственной
знати или гуань-тянь в Китае. Имеются в виду лишь те земли, которые принадлежали их владельцам, будь то общины в
Индии или крестьянские поля минь-тянь в Китае и т.п.
Сказанное означает, что землевладелец, собственник мог в ряде случаев становиться чуть ли не
основным налогоплательщиком или что его взнос в казну был достаточно весом, даже учитывая все
ухищрения, о которых говорилось в связи со стремлениями богатых землевладельцев правдами и
неправдами платить уменьшенный налог, например в Китае. А коль скоро так, то и государство
|