266
хоть сколько-нибудь сохранить свою самобытность. В конечном счете все три варианта приводят к
одному и тому же результату, смысл которого до предела прост и очевиден: покидая привычные места
своего обитания и вступая в тесный контакт с земледельцами, тем более становясь правителями
завоеванных земледельческих стран, кочевники слезают с коней и перестают быть кочевниками, во
всяком случае в лице своих потомков.
Сказанное означает, что кочевники остаются кочевниками, пока и поскольку они обитают в
привычных своих кочевьях. Уйдя оттуда и вторгаясь в зону обитания земледельцев, они исчезают е
лица земли как кочевники. Поэтому, говоря о кочевниках, мы вправе оперировать теми, кто остается в
кочевьях. Что характерно для них? Динамичность и то, что выше уже было названо пассионарностью. Я
бы сказал даже определеннее: именно кочевники прежде всего отличаются тем, что именуется
пассионарностью, как то было продемонстрировано арабами, тюрками и монголами и даже
африканскими кочевыми племенами, не вспоминая уже о Великом переселении народов на рубеже
древности и средневековья.
Пассионарность - это определенный заряд жизненной энергии, способность к изменению, к
восприятию нового. Нового отнюдь не в смысле генеральной структуры отношений, а прежде всего в
смысле обновления образа жизни, особенно в кризисной, критической для него ситуации. Внеся свой
заряд, арабы под зеленым знаменем ислама вдохнули новые жизненные силы в древние
ближневосточные цивилизации- этот феномен в каком-то смысле можно было бы назвать
Возрождением. Тюрки проделали почти то же самое с одряхлевшей арабо-исламской цивилизацией
спустя полтысячелетия. Менее всего сказанное относится к монголам: вся жизненная энергия
монгольского этноса была отдана жестокому разрушению созданного другими, так что здесь можно
было бы говорить лишь о возвращении к прошлому, к доцивилизационному прошлому... Но даже
монголы, кардинально изменив облик и судьбы многих народов, сыграли немалую роль в обновлении
мира. Словом, факт остается фактом: кочевники пассионарны, т.е. активны и полны жизненной энергии,
которая способна проявляться от случая к случаю и чье проявление везде, включая и Африку, находило
свое выражение в подчинении земледельцев кочевникам. Неудивительно, что по меньшей мере часть
этой энергии была успешно использована той самой транзитной торговлей, услуги которой были
необходимы и земледельцам, и кочевникам. Словом, выход на передний план феноменов транзитной
торговли и кочевников - это один из значимых моментов средневековой истории Востока.
Власть и собственник
Еще одна из проблем, уходящих корнями в глубокую древность, но заслуживающих внимания в
свете всего того, что характерно для средневекового Востока, - вопрос о собственности. Процесс
приватизации, знаменовавший собой определенный этап политогенеза, формирования
государственности, расставлял акценты достаточно резко: государство как институт противостояло
частному собственнику, видя в чрезмерном его усилении угрозу для своего существования (доходы
казны) и для стабильности структуры в целом. Повсюду предпринимались соответствующие меры (от
законов Хаммурапи до реформ типа шанъяновских), результатом которых стало достаточно четко
отрегулированное взаимоотношение между властью и частником - даже в тех нередких случаях, когда
высшие носители власти сами как индивиды были одновременно и собственниками, подчас достаточно
крупными. Суть этого взаимоотношения всюду была однозначна, а смысл ее сводился к тому, что все
государственное первично, а частное вторично, к тому же опосредовано тем же государством. Этот
стандарт стал своего рода нормативом и воспроизводился везде, где процесс политогенеза достигал -
скажем, в раннем средневековье - соответствующей ступени эволюции. Короче, для тех политических
структур и протогосударств, которые формировались в средние века, проблем с приватизацией и
вообще с частным собственником практически не было: все текло по уже хорошо освоенному руслу.
Но это не означает, что ничего не менялось. Конечно, частный собственник, освоившийся с
вторичностью своего статуса, постепенно не только свыкся с ним, но и обрел ту социальную нишу,
которая соответствовала и его статусу, и его запросам, возможностям и потребностям. Соответственно
сложился и рынок - пусть оскопленный, лишенный потенций для саморазвития, но зато достаточно
процветающий и богатый, не в последнюю очередь за счет той самой транзитной торговли, о которой
только что шла речь. Этот рынок тоже вписался в предназначенное ему властями место, обрел свои
формы и успешно реализовал свои возможности. Сформировавшиеся и созревшие таким образом рынок
и собственник на средневековом Востоке стали играть заметную роль, и, что особенно важно
|