 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
193
свои головы желтыми повязками сторонники секты планировали именно в этот сакральный момент
поднять восстание, о чем было известно уже всем в Китае.
Власти попытались было предупредить восстание, которое вследствие этого началось
преждевременно, что сказалось на его ходе и результатах. Первые успехи восставших оказались
недолгими и в конечном счете движение потерпело поражение. Однако подавление восстания Желтых
повязок оказалось пирровой победой для Хань: имперская администрация и двор вскоре после этого
потеряли всякое влияние на ход событий, а главную роль в деле окончательного подавления
рассеявшихся по стране мятежников и во всей последовавшей за этим политической борьбе стали
играть удачливые военачальники, опиравшиеся на сильные дома. Можно считать, что с этого момента -
с конца II в.- на передний план в жизни Китая на несколько веков вышли военные, а военная функция
стала ведущей в политической жизни распавшейся на части бывшей империи.
Эпоха Троецарствия (220-280) и империя Цзинь
Конец II и начало III в. прошли в Китае под знаком внутриполитических междоусобиц, в ходе
которых на первый план вышло несколько наиболее удачливых полководцев. Один из них, знаменитый
Цао Цао, господствовал на севере, в бассейне Хуанхэ, где в 220 г. его сын Цао Пэй провозгласил себя
правителем государства Вэй. Другой, Лю Бэй, претендовавший на родство с правящим домом Хань,
вскоре объявил себя правителем юго-западной части страны Шу. Третий, Сунь Цюань, стал правителем
юго-восточной части Китая, царства У. Возник феномен Троецарствия, короткая история которого
овеяна в китайской традиции ореолом рыцарского романтизма - достаточно напомнить о романе
«Троецарствие», написанном тысячелетие спустя и красочно, в героических тонах повествующем о
событиях III в.
Как упоминалось, военная функция в это время была практически ведущей в Китае. Страна,
разоренная долгими десятилетиями восстаний и междоусобиц, безвластия и насилия, уже давно забыла
о спокойной жизни. Даже в землепользовании едва ли не главной формой стали так называемые
военные дворы (в царстве Вэй, по некоторым данным, они составляли до 80 % податного населения) и
военные поселения. В военные дружины превратились и клиенты сильных домов - да и как иначе
можно было защитить себя и свое имущество в то смутное время? Выход на передний план военной
функции возродил в среде китайской образованной части населения феномен рыцарского романтизма,
столь характерный в свое время для периода Чуньцю, в VII-VI вв. до н.э, и прославленный в
историографической конфуцианской традиции. Идеи верности и преданности патрону до гроба, культ
рыцарской этики и аристократизма, боевое братство и спаянность единомышленников-друзей - все это в
суровых условиях военных лет не только возродилось, но и стало на некоторое время как бы
первоосновой реального политического бытия. И если все эти не столько даже новые, сколько заново
расцветшие институты не изменили кардинально структуры китайского общества, то причиной этого
были давно уже устоявшееся конфуцианское отношение к миру и обществу и соответствующим
образом ориентированные конфуцианские политические институты.
Дело в том, что в традиционном китайском обществе статус военного не был почетен - «из хорошего
металла не делают гвоздей, хороший человек не идет в солдаты». Конечно, временами без войн и
военных не обойтись. Но это не основание для того, чтобы считать военное дело престижным занятием.
В отличие от других восточных обществ, от Турции до Японии, включая арабов, индийцев и многих
других с их иктадарами, джагирдарами, тимариотами, самураями и т.п., китайцы никогда не ценили
воинов-профессионалов. Их армия обычно набиралась из деклассированных элементов (откуда и
приведенная выше поговорка) и возглавлялась малообразованными в конфуцианском смысле и потому
не очень уважаемыми обществом военачальниками. Только в те годы, когда военная функция оказалась
ведущей, ситуация менялась. Но и тогда статус военного не становился слишком почетным, а как
только нужда в большой армии исчезала, уходили в прошлое военные дворы и военные поселения.
И наоборот, в Китае всегда, даже в периоды смут и усобиц, высоким социальным статусом и
соответствующим престижем пользовались грамотные и образованные конфуцианцы, знатоки истории
и ценители поэзии, люди мудрые и ученые, хорошо знакомые с высокими тонкостями нормативной
этики и пышного, детально разработанного китайского церемониала. Собственно, речь идет о том
самом слое служивых ши, который сформировался еще в Чуньцю и из которого вышли мудрецы,
министры и реформаторы древнего Китая. Постепенная конфуцианизация этого слоя в Хань и
концентрация большинства его представителей в бюрократическом чиновничестве и сильных домах