 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
115
глубокой древности. Отличия его очевидны: здесь и весьма скромные позиции религии, и преобладание
рационального осмысления жизненных ситуаций с выдвижением на передний план этической нормы, и
едва ли не наиболее яркий на Востоке расцвет феномена феодализма со всеми присущими этому,
казалось бы, средневеково-европейскому феномену привычными аксессуарами, и представленное в
своем наиболее наглядном виде откровенное противостояние сильного государства нарочито
ослабленному частному собственнику, и многое другое.
Специфика, о которой идет речь, не случайна. Напротив, все ее элементы взаимосвязаны и
взаимообусловлены. Обратим внимание хотя бы на отсутствие хорошо разработанной системы царско-
храмовых хозяйств, столь характерной для ближневосточной древности, где она исстари опиралась на
храмы в честь почитаемых богов и тем самым являла собой нечто, вознесенное выше уровня общины.
Выступавшая в качестве ее эквивалента система больших полей, в том числе ритуальных, урожай с
которых предназначался для жертвоприношений, оказалась лишенной высшей сакральной санкции и не
сумела поэтому стать основой механизма централизованной редистрибуции в условиях, когда
складывалось крупное государство - Западное Чжоу. Это способствовало децентрализации и
феодализации чжоуского Китая, занявшим около полутысячелетия. Неудивительно, что в возникшем на
этой основе и после этого фактически заново сильном централизованном государстве за основу был
принят легистский тезис о приоритете сильной центральной власти, имперского принципа
администрации. И хотя легизм в его чистом виде оказался чересчур жесткой для Китая структурой, сама
имперская идея на два тысячелетия с лишним определила будущее страны.
Глава 13. Древний Восток: государство и общество
Знакомство с важнейшими событиями древневосточной истории, с судьбами многочисленных
древних обществ и государств дает немало материала для социологического и антропологического
анализа, для размышлений историко-философского (историософского) характера. Анализ и
размышления такого рода в наше время весьма важны и актуальны, ибо для специалистов ныне уже
совершенно очевидно, что эвристические потенции до недавнего времени господствовавшей в
отечественной историографии пятичленной схемы формации явно исчерпаны: мир не укладывается в
примитивную истматовскую схему, сконструированную на рубеже 20-30-х годов нашего века. К
основным недостаткам пятичленной концепции (первобытность - рабовладение - феодализм -
капитализм - социализм) относятся не только безосновательный приоритет, отданный марксистскому
социализму, но и явное невнимание к особенностям развития в неевропейском мире, и в частности к
историческому процессу на Востоке, как древнем, так и современном. Видимое удобство схемы, ее
простота и доступность для любого на деле лишь мешает увидеть реалии мировой истории.
В чем же эти реалии, что в первую очередь бросается в глаза при самом общем, ретроспективном
взгляде на Восток в древности - на его долгую историю, столь богатую различного рода событиями, на
его экономические принципы существования, от форм ведения хозяйства до форм извлечения
избыточного продукта и его редистрибуции, на особенности его едва вышедшей из первобытности
социальной структуры с ее общинными традициями и явственной тягой к корпоративности, на
религиозные идеи и связанные с ними социальные ценности, нормы бытия и поведения, установочные
стереотипы мышления и восприятия мира, наконец, на свойственную ему систему политической
администрации, столь привычно воспринимаемую, особенно на фоне свобод античного мира, в качестве
«восточной деспотии»? Что здесь подтверждаемая фактами реальность и что - миф, связанный с
априорными постулатами типа «рабовладельческой» формации? И наконец, - а это особенно важно для
данной книги, - что из древневосточного наследия сохранилось и составило фундамент всего так
называемого традиционного Востока, еще далеко не отошедшего в прошлое и в наши дни, и что было
характерно только для древности и ушло в прошлое вместе с ней?
Вопросов подобного типа можно поставить достаточно много, но все они в конечном счете
фокусируются в одной точке: в чем сущность отношений, сформировавшихся в складывавшихся на
основе общинной первобытности древневосточных обществах, и как эти отношения вписывались в
традиционный характер власти и определяли типичные формы господства и подчинения. Иными
словами, как реалии древневосточной истории сочетаются с высказанным и обоснованным в начале
книги тезисом о господстве принципа власти-собственности и централизованной редистрибуции в
неевропейском мире, и в частности на Востоке? Как конкретно проявил себя этот генеральный принцип
в его наиболее ранней древневосточной модификации?