 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
согласно эдикту еще 1287 г. по собственному желанию, заявив о наличии дома стоимостью свыше 60
солидов. Крестьяне были подавляющей массой населения Франции (свыше 20 млн. чел.). С 1779 г.
личное крепостное право в их отношении было отменено, и повинности носили чисто имущественный
характер (но разного происхождения) . Как вилланы (самостоятельные землевладельцы), так и
цензитарии (держатели наделов от феодалов) были обязаны платить все прямые налоги (они
составляли ко второй половине XVIII в. до 1/2 крестьянских доходов), так и поземельные рентные
платежи. Имущественные права третьего сословия были практически идентичны двум первым, и это
сделало их к концу XVIII в. собственниками более 2/5 земель страны. Правовое положение
разночинцев было, однако, менее выгодным: к ним применялись тяжелые и позорящие наказания,
им
запрещались некоторые общественные службы. Основной проблемой статуса сословия к XVIII в. было
неравное налогообложение, особенно отягощение собственности буржуазии.
Сословный строй был существом порядков «старого режима» во Франции и опорой политической
системы абсолютизма. Вместе с тем столь четкое разделение общества на три сословия составляло
историческую особенность общественного строя Франции начала Нового времени.
Королевская власть
В исторических условиях Франции XVII-XVIII вв. королевская власть приобрела в особенности
неограниченный характер, а абсолютизм монархии – классический завершенный вид. Возвеличиванию
власти короля и росту его полномочий способствовало правление Людовика XIV (1643-1715), в
особенности изменившее свой характер после победы над аристократической оппозицией и народным
движением Фронды (1648-1650). В 1614 г. по предложению Генеральных штатов власть короля была
провозглашена божественной по своему источнику и священной по характеру. Прекращение созыва
общенациональных Генеральных штатов в 1614 г. сделало королевскую власть полностью свободной от
соучастия сословного представительства. (Хотя сохранялись некоторое время собрания нотаблей –
знати.)
Король занимал исключительное положение в государстве и среди дворянского сословия.
Признавалось только единоличное правление («Король есть монарх и не имеет вовсе соправителя в
своем королевстве». – Ги Кокиль, правовед XVII в.). С Генриха III утвердилось представление о
верховных законодательных полномочиях монарха: король может устанавливать
законы, может менять их по своей воле. Верховенство и неограниченность королевской власти
категоричнее других выразил Людовик XV в речи перед Парижским парламентом в 1766 г., отрицая
государственное значение других властей, кроме монарха: «Я не пострадаю, если в моем королевстве
сформируется ассоциация. Магистратура не образует ни корпуса, ни отдельного сословия. Лишь в моей
персоне единой покоится суверенная власть. Это мне одному принадлежит законодательная власть без
зависимости и без раздела*». Исполнительные и судебные права короля были ограничены только
существованием бюрократической наследственной иерархии и независимым происхождением
большинства государственных должностей.
* По-видимому, именно с этим выступлением связано рождение мифа
о доктрине абсолютной монархии в словах
«Государство – это я», необоснованно приписанных позднее молвой Людовику XIV.
Единственным юридическим ограничением власти монарха считалось наличие в королевстве
фундаментальных законов, воплощенных в ее правовом строе и традициях. Содержание этих
условных законов было тесно связано с пониманием суверенности монарха (утвердившейся во
французском публичном праве с конца XVI в. благодаря в том числе доктрине правоведа и философа
Бодэна). Доктрина парламентов рассматривала эти законы как «непоколебимые и ненарушимые», по
которым «король и всходит на престол» (А. де Элей, президент Парижского парламента конца XVI в.).
К началу XVIII в. значение фундаментальных законов имели примерно 7 основополагающих принципов
монархии: династическое наследие по нисходящей линии, законность правления, безответственность
короны, нераздельность королевства, католическая ортодоксия монархии, верховенство и
независимость по отношению к феодалам, их вотчинным правам и иммунитетам, внешняя
независимость королевства. Корона рассматривала эти принципы как обязательные и сохраняющие
сущность власти. «Так как основные законы нашего королевства, – декларировал Людовик XV в своей
коронационной речи, – ставят нас в счастливую невозможность отчуждать область нашей короны, то
мы считаем за честь признать, что еще менее имеем права располагать нашей короной... Она дана нам
только для блага государства, следовательно, государство одно будет иметь право распорядиться ею».