0024 - page 74 of 275

Но даже если данное слово кто-нибудь и употребил в письменной или устной речи, то все же это не

становится фактом языка, а остается лишь случаем текста или разговора, не получившим главного

качества подлинного явления языка.

Поэтому так трудно найти вразумительный пример потенциальных, т. е. возможных, но реально не

существующих слов. Всегда есть опасность, что данное слово, если оно возможно по закономерностям

данного языка, уже проявилось и употребилось, но только не зарегистрировано (например,

притяжательное прилагательное пустельгин от пустельга, ср. Ольга – Олъгин; или обабление,

ограбление от баба, краб, ср. ослабление, ограбление и т. п.).

Однако этот вопрос интересен прежде всего потому, что так можно яснее всего понять связь

лексики и грамматики. Грамматика устанавливает не только нормы изменений слов и способы их

сочетаний в предложении, но и конструктивные модели образования слов. Грамматика показывает

возможности реализации тех или иных свойственных данному языку образцов или

словообразовательных схем, лексика же либо их использует (числит в своем составе слова,

образованные по данной модели), либо нет; в последнем случае и возникает потенциальный словарь в

отличие от реального. И это одно из могущественнейших средств обогащения словарного состава не в

Так, в русском языке грамматика «позволяет» (и даже «обязывает») производить от основ

качественных прилагательных существительные категории абстрактности при помощи суффикса -ость,

например: нежный – нежность, сырой – сырость и т. п. Это факты реального словаря. Однако слов

добростъ, прямость, левость и т. п. реальный словарь современного русского языка уже не знает. Но

могут ли они быть (раньше они были)? Могут, если будет жизненная потребность в их появлении; это

факты потенциального словаря русского языка, и русский язык это «позволяет».

Как и любой ярус языковой структуры, лексика представляет собой систему. Однако именно в

лексике установить систему наиболее трудно, потому что если факты грамматики и фонетики

(количество падежей в склонении, количество глагольных форм, количество типов предложений;

количество фонем и позиций для них и т. д.) ограничены и исчислимы, то «факты» словаря, как мы уже

видели, неисчислимы и крайне пестры; все это зависит от того, что лексика – наиболее конкретный

сектор языка, а чем менее формальна абстракция, тем труднее понять ее как систему. Однако и лексика

В словарном составе любого языка можно найти различные пласты лексики. Различие этих

пластов может опираться на разные признаки.

1. Свое и чужое. Нет ни одного языка на земле, в котором словарный состав ограничивался бы

только своими исконными словами. В каждом языке имеются и слова заимствованные, иноязычные. В

разных языках и в разные периоды их развития процент этих «не своих» слов бывает различным.

Среди заимствований следует различать прежде всего слова усвоенные и освоенные и слова

усвоенные, но не освоенные¹.

Общепринятые термины немецкой лексикологии: Lehnwo

rter – «заимствованные» слова и Fremdwo

слова – терминологически малопригодны, так как и те и другие и «заимствованы» и «чужие», но ведут себя по-разному в

заимствовавшем их языке.

Освоение иноязычных заимствований – это, прежде всего, подчинение их строю заимствовавшего

языка: грамматическому и фонетическому. Непривычные грамматически в русском языке слова

кенгуру, какаду, пенсне, кашне, сальдо, колибри, чахохбили и т. п. своими «концами» у, е, и не подходят

к моделям существительных и поэтому остаются неосвоенными до конца (хотя бы фонетически они и

подчинились обычным произносительным нормам русского языка [к'

] и т. п. ¹); слова, содержащие непривычные для русской фонетики

звуки или сочетания звуков, также остаются недоосвоенными, например: сlанг (с чуждым l), Кельн (с

чуждым сочетанием ке), Тартарен [т

н] (вместо нормального для русского языка [т

и т. п., хотя грамматически все эти слова освоены, так как склоняются по обычным русским

парадигмам² и подходят под нормальные модели русских существительных.

Объяснение условной записи слова в транскрипции см. гл. V, § 73.

Парадигма – от греческого paradigma – «пример», «образец».