139
По этому поводу интересные мысли были у А. А. Потебни, который, цитируя положение
Гумбольдта: «данная форма имеет для меня смысл по месту, которое она занимает в склонении или
спряжении»¹, указывал: «распознавание формы» может пользоваться «знанием места, которое занимает
слово в целом, будет ли это целой речью или схемой форм»².
1
Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 12. М.: Учпедгиз. 1958. С. 44.
2
Там же. С. 66.
Собственно говоря, и у Фортунатова вопрос о форме не ограничивается рассечением линейности
речи на звенья, а именно способность выделять основную и формальную принадлежность слово
получает по соотношению с другими членами парадигмы, т. е. «схемы форм» по Потебне. Столик
потому разлагается на [стол' + ик + нуль], что в других словах есть, с одной стороны, повторение той же
«формальной принадлежности» [ик + нуль] в соединении с другими «основными принадлежностями»:
носик, ротик, садик и т. п., а с другой есть повторение той же «основной принадлежности» [стол (')] в
сочетании с другими «формальными принадлежностями»: столовая, столоваться, настольный. Это
соотношение можно выразить следующей схемой, где прописные буквы обозначают «осно
вные
принадлежности», а строчные «формальные принадлежности»:
1
См.: Поржезинский В. К. Введение в языковедение, 1915. С. 141.
Все это вытекает из системности языка, где все факты одного качества (падежи, числа, лица, времена
и т. п.) связаны в одно целое и каждый факт получает свою значимость по «месту в целом», как говорит
Потебня. Ряды форм, в которые входит данное явление, будем называть парад
u
гмами
, а те
свойства формы, которые возникают благодаря соотносительности членов парадигмы,
парадигмат
u
ческой ф
o
рмой
. Отсюда несколько следствий.
Во-первых, понятие отрицательной формы или нулевых показателей формы, обоснованное в трудах
Ф. Ф. Фортунатова¹, И. А. Бодуэна де Куртенэ и Ф. де Соссюра; так, в русском языке признаком
мужского
рода единственного числа для глаголов прошедшего времени и кратких прилагательных и
причастий будет отсутствие окончания на фоне его присутствия в формах женского и среднего рода
(ходил ходил-а, ходил-о; хорош хорош-а, хорош-о; убит убит-а, убит-о).
1
См.: Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Избранные труды. Т. 1, 1956. С. 138.
Нулевые показатели в грамматике имеют такое же значение и такую же выразительную силу, как и
положительные показатели (прибавление аффиксов, чередование фонем и т. п.). Нулевые показатели, т.
е. отсутствие положительного показателя в соотношении системы форм с его присутствием в других
формах опирается на системность языка и парадигматичность форм, образующих ту или иную частную
систему. Могут быть нулевые аффиксы (см. только что приведенные примеры: ходил, хорош, убит),
могут быть и значимые нули при чередованиях фонем (порывать порвать), могут быть и нулевые
служебные слова, например связки (я был здесь, я буду здесь, но: я здесь; он был награжден, но: он
награжден и т. п.).
Во-вторых, и «бесформенные слова», т. е. не распадающиеся на «осно
вную» и «формальную»
части, обладают формой благодаря «знанию места» в целом, «будет ли это целой речью или схемой
форм» (Потебня). Возьмем несклоняемое «бесформенное» слово кенгуру; это слово не распадается на
«осно
вную» и «формальную» части¹, но, сопоставляя такие целые, как: Серый волк лежал на песке
Серый кенгуру лежал на песке; Я вижу волка Я вижу кенгуру и т. п., мы заключаем, что кенгуру
существительное, выступающее в роли подлежащего и дополнения в тех же сочетаниях в предложении,
что и волк, т. е. слово кенгуру в русском языке имеет форму существительного, хотя и не склоняется по
падежам. В предложении: Кенгуру раз антраша!
все три слова «бесформенны» с точки зрения
линейной формы, но парадигматически они все оформлены, и мы грамматически это предложение
понимаем так же, как предложение: Олень сделал прыжок. В этом опять же сказывается
грамматический изоморфизм.
1
Дети по-своему «исправляют» это неудобство по пропорции: вижу собаку: вижу кенгуру = это собака: это кенгура (т.
|