 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
20
Отметим две главные особенности позиции 1. Во-первых, сращенность
эпичности и драматизма здесь настолько велика, что можно говорить о единой эпико-
драматической эмоционально-ценностной ориентации, поскольку ее «половины» не
могут существовать друг без друга, не теряя качественной определенности: эпичность
без осознания драматизма жизни вырождается либо в равнодушие (нередко
наблюдаемое у очень старых людей, у йогов в состоянии нирваны и в других случаях),
либо в бессмысленно-оптимистическую формулу Панглосса из повести Вольтера
«Кандид»: «Все к лучшему в этом лучшем из миров». Восприятие же жизненного
драматизма без примиряющего и оправдывающего эпического начала неизбежно
превращает драматизм в трагизм.
Во-вторых, эпико-драматическая ориентация еще не содержит в себе
оценочности и вообще не допускает ее. Здесь еще невозможны суждения типа «мир
хорош» или «мир плох», «человек — герой» или «человек — подлец». Мир таков,
каков он есть, и человек в мире принимается не потому, что он хорош, а потому, что он
есть часть мира.
Позиция 2 — трагизм и юмор. Сущность трагического неоднократно
определялась философами, эстетиками, литературоведами; акцент в этих определениях
справедливо делался на неразрешимости конфликта между двумя высшими
ценностями, одинаково значимыми для личности и в то же время
взаимоисключающими, несовместимыми. Личность, находящаяся в ситуации
свободного выбора между такими ценностями, должна, так сказать, своими руками
уничтожить одну из них, что, естественно, не может не создавать эмоционального
дискомфорта, приводящего иной раз даже к самоубийству. Глубинная же культурная
основа трагизма — изначально враждебная личности действительность и связанное с
этим сознание бренности любых жизненных ценностей.
Категория юмора также неоднократно служила предметом исследования в
эстетике, искусствоведении, реже — в философии. Юмор — одно из проявлений
комического, а его своеобразие состоит в том, что он преодолевает объективные
противоречия действительности, переводит их в комический план и уже в таком виде
принимает их как неизбежную и, более того — необходимую часть жизни. Юмор —
смех не злой, не гневный, а чаще всего радостный, выражающий освоение личностью
всей полноты бытия. Юмор зачастую является показателем душевного здоровья
человека или более широких культур. Эту сторону «смеховой культуры» наиболее
подробно и глубоко исследовал М.М.Бахтин в книге «Творчество Ф.Рабле и народная
культура Средневековья и Ренессанса». Существенно для юмора и то, что его субъект
видит комическое не только вне себя, но и в себе самом.
Способность юмора и трагизма взаимно компенсироваться определяется их
эмоциональной полярностью. Чистый (некомпенсированный) трагизм неумолимо ведет
личность к отчаянию, депрессии, суициду (нечто подобное происходит и в более
крупных культурных структурах — например, в императорской Японии конца второй
мировой войны). Юмор уравновешивает эту эмоционально-ценностную ориентацию, и
природу этой компенсации весьма точно выражает девиз Габровского фестиваля: «Мир
выжил, потому что смеялся». Приведем здесь еще поэтическое суждение
А.Т.Твардовского, что на войне (то есть в ситуации предельного трагизма) «порой ...
одной минутки не прожить без прибаутки, шутки самой немудрой». С другой стороны,
память о трагизме бытия не дает юмору стать легковесным, «щенячьим» оптимизмом.
Однако юмор и трагизм уже не связаны так нерасторжимо, как эпичность и
драматизм, и, вообще, начиная с позиции 2 каждая эмоционально-ценностная
ориентация из пары может выступать самостоятельно, образуя декомпенсированные
структуры. Для качественного анализа различных культур это очень важно.