 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
16
предшествует всякой коммуникации. В самом деле зачем речь и язык, когда не о чем
говорить? Содержание общения по необходимости должно быть индивидуально, форма
же складывается в процессе социальных контактов.
Во-вторых, представление о культуре как о социальном явлении — не
единственная традиция в гуманитарных науках. Традицию противоположную, согласно
которой человек в своей практике остается один на один с миром и «единолично»
должен решать вопросы ценностного и миросозерцательного характера, можно
наблюдать, в частности, в философии И.Канта, который, пожалуй, ближе всех
философов подошел к культурологической проблематике. Его основополагающие
этические, эстетические, гносеологические категории («чистый разум», «практический
разум», «категорический императив» и пр.) носят ярко выраженный асоциальный
характер. В философии И.Канта универсальной оппозицией является оппозиция «я —
не-я», а это, как видно из предшествующего, оппозиция собственно
культурологическая.
Кроме И.Канта и кантианцев (впрочем, не всех) оппозицию «я — мир»,
выражающую индивидуально-личностный подход к культуре, положили в основу
своих культурологических построений и другие философы, в частности А.Шопенгауэр,
Ф.Ницше, А.Камю, представители русской религиозной философии XX в. (В ней,
впрочем, важное значение имеет и категория «соборности».)
Наконец, в-третьих, история человечества все более и более повышает роль
личности, индивидуальности как субъекта культуры. Если ценностную систему идей
первобытного племени еще можно представить достаточно однородной, то в XIX—XX
вв. это становится, как правило, невозможным. С течением времени человеческая
индивидуальность становится все меньше сводима к свойствам ее социокультурного
круга, о чем справедливо писали, в частности, М.М.Бахтин и Д.С.Лихачев. Личность,
вопреки марксистской формуле, все же не исчерпывается «совокупностью
общественных отношений». Так что, изучая, например, русскую дворянскую культуру
конца XVIII — начала XIX в., мы с необходимостью должны будем сделать два
вывода: с одной стороны, эта культура является реальным социокультурным целым, а с
другой стороны, отдельные личности, входящие в эту культуру, оказываются, в
сущности, носителями разных индивидуальных культур и не приводятся к общему
знаменателю. Факт наличия социокультурной общности оказывается не более значим,
чем факт индивидуально-культурных различий между, например, Пушкиным и
Кюхельбекером, Татьяной Лариной и Ниной Воронской и т.д.
Такая дифференциация наблюдается почти в любой социокультурной общности.
Даже если весь социум или этнос охвачены одной общей ценностной системой,
подчиняют свое бытие некоей верховной ценности (например, социальной или нацио-
нальной свободе), то и тогда между отдельными личностями, входящими в данное
социокультурное объединение, нельзя безоговорочно ставить знак равенства: каждый
человек — патриот или революционер по-своему.
Кроме того, с развитием личностного самосознания человек становится все
более одиноким перед коренными вопросами культуры о смерти и смысле жизни в
первую очередь. Как справедливо было сказано: «Каждый умирает в одиночку».
Загадки бытия: «За чем я живу?», «Почему я должен умереть?», «Что со мной будет
после смерти?» с разной степенью настоятельности мучают каждого, и решать их
приходится все-таки наедине с самим собой. (Подробнее вопрос о соотношении
культуры личности и культуры общества будет рассмотрен в III гл.)
Итак, из сказанного можно сделать два вывода. Во-первых, культура является
формой эмоционально-личностного отношения человека к миру. Во-вторых, культура,
будучи общественным феноменом, является в то же время делом сугубо личным, а