 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
18
1.3. Перспективы постиндустриальной цивилизации в горизонте открытой истории
Вопрос о природе и судьбах постиндустриальной цивилизации теснейшим образом связан с
социокультурным и геополитическим статусом Востока в XXI в. Если в постиндустриальном обществе
будут затребованы такие факторы духовного порядка, которые выходят за рамки науки «как
непосредственной производительной силы», и предназначены потрясти душу и совесть, пробудить
почти атрофированные способности неутилитарного восприятия мира, то реабилитация
«нерационального» Востока неизбежна.
Сегодня наш официозный либерализм третирует интеллигенцию как атавистическое явление,
противопоставляя ей деляческий профессионализм — способность производить лишь ту информацию,
которая конвертируется в промышленные и социальные технологии. Однако эра глобальных проблем
требует от нас несравненно большего. Если корабль грозит вот-вот пойти ко дну, то усердие кока,
гордого своим профессионализмом, вряд ли поможет делу. Глобальные проблемы требуют
пробуждения угаснувшей под влиянием специализированного практицизма критической способности
суждения в кантианском понимании этого слова. Суждение о пределах сложившихся парадигм
действия, об источниках качественно новых ориентации человека в мире заведомо выходит за рамки
западной мотивации разумного эгоизма. Сегодня миру необходимы не только узкие профессионалы, но
и интеллектуалы в архаическом значении этого термина — умеющие представить человека в открытом
Космосе, а не в туннеле технического прогресса.
Драма технической цивилизации в том, что ей удалось одержать пиррову победу над
традиционной метафизикой, обращенной к предельным основаниям и смыслам. Похоже, что
социальной базой современной технической цивилизации, ее социальным заказчиком и референтом
стало потребительное общество. Западное общество не удержалось на той золотой середине, на
которую ориентировались отцы-основатели США или либералы классической европейской эпохи.
Классики европеизма проповедовали практицизм и утилитаризм, но при этом полагали, что конечным
источником и подтекстом разнообразных практик является все же морально-религиозная мотивация.
Производительное усердие классического буржуа — это превращенная форма морально-религиозной
аскетики. Классический предприниматель протестантского происхождения остро чувствовал эту
«сверхвещную» природу своего богатства. Он прежде Маркса знал, что в основе капитала лежат не
вещные, а человеческие факторы. Но в отличие от Маркса он был уверен и в том, что подлинной
основой общественного благосостояния является не машинообразная работа люмпенов, безразличных к
своему труду, а ценностно-мотивированная деятельность. Он знал, что чистый профессионализм не
заменит этику, питающуюся из глубинных религиозных источников. Никто еще не описал с должным
метафизическим проникновением процесс перехода от предпринимательства как превращенной формы
протестантской (и шире — морально-религиозной аскетики) к предпринимательству пострелигиозного
типа. Только сейчас, когда мир вплотную столкнулся с новыми формами тотально секуляризированной
экономики, приходит пора об этом задуматься. В экономике, лишенной надэкономических, морально-
религиозных источников, наметился неведомый классике разрыв между производством товаров и
производством прибыли. Во всем мире предпринимательскому усердию и инвестиционной активности
бросает вызов «виртуальная» экономика, связанная с деятельностью фиктивного капитала. Финансовая
активность подменяет традиционную, предпринимательскую, банки вытесняют предприятия.
Особый драматизм положения бывших социалистических стран состоит в том, что волна
вестернизации накрыла их как раз в тот момент, когда «рыночники» постмодернистского толка
обнаружили, что значительно выгоднее не производить товары, а «крутить» деньги. Возникла новая
форма эксплуатации, о которой не помышлял Маркс: эксплуатация народов интернациональным
фиктивным капиталом, полностью оторванным от сферы производства. Такой капитал принципиально
не довольствуется традиционной прибылью 5—7%, он претендует на прибыль 1000% и более. Такую
прибыль в принципе нельзя получить в рамках производительной экономики. Поэтому осуществляется
ее всемерная дискредитация: смелые и энергичные покидают ее как презренное дело отживающих
изгоев.
Обществу грозит переворот, возвращающий в рабовладельческую эпоху, причем в наихудшем
варианте. Производители финансовых фикций вкупе с дельцами теневой экономики, получающие
прибыль, в тысячу раз превышающую традиционную, предпринимательскую, чувствуют себя
господами мира сего — новой рабовладельческой аристократией. Они быстро подчиняют себе тех, кто
еще связан с различными формами производящей экономики, влачащими жалкое существование.