 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
116
Америке" и "Старый режим и революция" создали ему авторитетное имя в науке о политике и
государстве.
Предмет его наибольшего интереса составили теоретические и практические аспекты демократии, в
которой он усматривал самое знаменательное явление эпохи. Демократия трактуется им широко. Она
для него олицетворяет такой общественный строй, который противоположен феодальному и не знает
границ (сословных или предписываемых обычаями) между высшими и низшими классами общества. Но
это также политическая форма, воплощающая данный общественный строй. Сердцевина демократии –
принцип равенства, неумолимо торжествующий в истории. "Постепенное установление равенства есть
предначертанная свыше неизбежность. Этот процесс отмечен следующими основными признаками: он
носит всемирный, долговременный характер и с каждым днем все менее и менее зависит от воли
людей... Благоразумно ли считать, что столь далеко зашедший социальный процесс может быть
приостановлен усилиями одного поколения? Неужели кто-то полагает, что, уничтожив феодальную
систему и победив королей, демократия отступит перед буржуазией и богачами? Остановится ли она
теперь, когда она стала столь могучей, а ее противники столь слабы?"
Если перспективы демократии и равенства (понимаемого как равенство общественного положения
разных индивидов, одинаковость их стартовых возможностей в сферах экономической, социальной,
политической жизнедеятельности) у Токвиля никаких особых забот не вызывали, то судьбы
индивидуальной свободы в условиях демократии очень волновали его. Он считал, что торжество
равенства как такового не есть стопроцентная гарантия воцарения свободы. Другими словами, всеобщее
равенство, взятое само по себе, автоматически не приводит к установлению такого политического
строя, который твердо оберегает автономию индивида, исключает произвол и небрежение правом со
стороны властей.
Свобода и равенство, по Токвилю, – явления разно-порядковые. Отношения "между ними
неоднозначные. И отношение людей к ним тоже различное. Во все времена, утверждает Токвиль, люди
предпочитают равенство свободе. Оно дается людям легче, воспринимается подавляющим
большинством с приязнью, переживается с удовольствием. "Равенство ежедневно наделяет человека
массой мелких радостей. Привлекательность равенства ощущается постоянно и действует на всякого;
его чарам поддаются самые благородные сердца, и души самые низменные с восторгом предаются его
наслаждениям. Таким образом, страсть, возбуждаемая равенством, одновременно является и сильной, и
всеобщей". Радости, доставляемые равенством, не требуют ни жертв, ни специальных усилий. Чтобы
удовольствоваться ими, надо просто жить.
Иное дело – свобода (в частности, свобода политическая). Существование в условиях свободы
требует от человека напряжения, больших усилий, связанных с необходимостью быть
самостоятельным, делать всякий раз собственный выбор, отвечать за свои действия и их последствия.
Пользование свободой, если угодно, – определенный крест; ее преимущества, достоинства не дают себя
знать, как правило, мгновенно. Высокое удовлетворение, которое приносит она, испытывает не столь
широкий круг людей, какой охватывает сторонников равенства. Поэтому демократические народы с
большим пылом и постоянством любят равенство, нежели свободу. Помимо всего прочего это оттого,
что "нет ничего труднее, чем учиться жить свободным".
Для Токвиля очевидна величайшая социальная ценность свободы. В конечном итоге лишь
благодаря ей индивид получает возможность реализовать себя в жизни, она позволяет обществу
устойчиво процветать и прогрессировать. "С течением времени свобода умеющим сохранить ее всегда
дает довольство, благосостояние, а часто и богатство". Однако Токвиль предупреждает читателя: нельзя
предаваться вульгарно-утилитаристским иллюзиям и ожидать от свободы каких-то чудес, уподоблять
ее некоему рогу изобилия, способному в одночасье обеспечить всех и каждого массой материальных и
прочих благ. "Кто ищет в свободе чего-либо другого, а не ее самой, тот создан для рабства".
То, что демократические народы испытывают в принципе естественное стремление к свободе, ищут
ее, болезненно переживают утрату последней, было ясно Токвилю. Как было не менее ясно ему и то,
что страсть к равенству в них еще сильнее, острее: "они жаждут равенств в свободе, и, если она им не
доступна, они хотят равенства хотя бы в рабстве. Они вынесут бедность, порабощение, разгул
варварства, но не потерпят аристократии". Аристократия тут – синоним неравенства. С такой
неистребимей тягой "демократических народов" к равенству любой политик обязан беспрекословно
считаться как с объективным фактом независимо от того, нравится она ему или нет.
Сам Токвиль убежден в следующем: современная демократия возможна лишь при тесном союзе
равенства и свободы. Любовь к равенству, доведенная до крайности, подавляет свободу, вызывает к