 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
69
разумети известно и основание, якоже есть святыя церкве, на свет и наставление порученым им людем
от Бога. Един бо Богъ царствует небесными, вам же, с Его помощио, царьствовати земными,
дольшнимъ симъ въ роды и роды".
Представляя князя охранителем православной христианской веры, русские мыслители касались тем
самым проблемы соотношения светской власти и церковной. Эта проблема была одной из главных в
политической и правовой идеологии Киевской Руси.
Как известно, в Византии данная проблема решалась на основании шестой новеллы императора
Юстиниана I, согласно которой власть императора (imperium) и власть церкви (sacerdotium)
объявлялись двумя божественными дарами, исходившими из одного источника — Бога. Гармония
между этими двумя властями поддерживалась тем, что каждая из них исполняла свои функции:
императорская — светские, церковная — духовные. Рассматриваемая идея получила развитие в
созданном в 883—886 гг. своде законов под названием "Эпанагога". Нормы, регулирующие статус
императора и патриарха, были выделены в нем в два отдельных параграфа. Император, по нормам
Эпанагоги, должен был хранить устои государства и церкви, являться образцом благочестия. На
патриарха возлагались обязанности руководства клиром, толкование Священного писания и церковных
установлений. "Согласие и единомыслие Царственности и первосвященства" Эпанагога объявляла
условием "Духовного и телесного благоденствия" подданных. Эпанагога, а следовательно, и
закрепленные ею принципы взаимоотношения светской и церковной властей были хорошо известны на
Руси. Тем более, что константинопольские патриархи, в ведении которых находилась русская
православная церковь, иногда специальными посланиями напоминали данные принципы русским
князьям и митрополитам. Так, около 1162 г. тогдашний Цареградский (Константинопольский) патриарх
Лука Хрисоверг в своей грамоте к великому князю Андрею Боголюбскому писал о том, что князь
должен повиноваться поучениям епископа. ("...А не будешь к нему, якоже подобаеть, ни повинутися
начнеши его поучением и наказанием, но и еще начнеши гонити сего, Богом ти данного святителя и
учителя, повинуяся инем чрез закон поучением, а ведомо ти буди, благословеный сыну, то аще всего
мира исполниши церкви и грады и возградиши паче числа, гониши же епископа, главу церковную и
людскую, то не церкви, то хлеви, ни единоя жити...")
Знали государственные и церковные деятели Киевской Руси и то решение проблемы соотношения
государства и церкви, которое проповедовалось современной им римской католической церковью (см.
гл. 5). Идеологи последней исходили из принципа безусловного верховенства церковной власти над
государственной. Государство при этом объявлялось творением дьявола. "Кто не знает, — писал
Григорий VII (римский папа в 1073—1085 гг.), — что власть королей и князей ведет свое начало от
незнающих Бога, гордостью, хищничеством, коварством, убийствами, короче, преступлениями всякого
рода, приобретших ее от дьявола, чтоб со слепою страстью и невыносимою гордостью и неправдой
господствовать над себе подобными". Объявляя государственную власть греховной по своему
происхождению, Григорий VII тем не менее признавал ее божественной и считал необходимым союз
церкви с ней. При этом он, правда, заявлял: "Папа так превышает императора, как солнце превосходит
луну, а потому власть апостольского трона стоит далеко выше могущества королевского престола".
Русские мыслители пошли в решении проблемы соотношения светской и церковной властей своим
путем, не приняв ни византийского принципа диархии, ни римско-католической идеи безусловного
превосходства церкви над государством. Выработанный политико-правовым сознанием Киевской Руси
принцип решения данной проблемы соответствовал сложившейся практике взаимоотношений русских
князей и церковных деятелей, тому реальному месту, которое занимали в общественной жизни
государство и церковь.
После крещения Руси Киевским князем Владимиром (988 г.) русские князья неизбежно становились
в особое положение по отношению к христианской религии и церкви — такое, какое не занимал ни
один византийский император. В Византии верховный властитель всходил на престол в условиях, когда
в обществе уже господствовала христианская религия и существовала сложившаяся церковная
организация. В Киевской же Руси глава государства был распространителем христианства и в
некотором смысле даже создателем церковной организации. От русских князей в огромной мере
зависела судьба христианской религии и церкви на Руси. Именно поэтому церковные деятели
проявляли особую заботу о мировоззрении князей: не остался ли кто из князей в язычестве, не
уклонился ли от православия в католицизм ("латинство"). И в случае, когда обнаруживалось, что кто-
либо из князей подпадал под влияние римско-католической церкви, они немедленно принимали все
возможные меры, дабы воспрепятствовать отходу князя от православия.