 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
158
красных, желтых, темных пятен. В пластическом и линейном ритме, в колористическом решении эти
картины для шпалер ближе всего стилю рококо. Они жизнерадостны; в изображении быта, пейзажа,
народных типов много чисто национальных черт.
Ф. Гойя. Маха обнаженная. Мадрид, Прадо
В эти же 70-е годы Гойя начинает заниматься графикой и в гравюре избирает технику офорта.
Первым мастером, которого начал копировать в гравюре Гойя, был Веласкес, отныне и навсегда его
постоянный предмет изучения и культа.
В 70—80-е годы Гойя много занимался и живописным портретом. Чувствительный к светским
успехам, он с радостью принимает официальные должности: в 1780 г. его избирают членом Академии
Сан Фернандо (Академии художеств), в 1786 г. он становится главным художником шпалерной
мануфактуры, в 1789 г. получает звание придворного художника. Отныне он исполняет огромное
количество портретов: Карла IV, Марии Луисы и придворных.
В середине 90-х годов обостряется давняя болезнь Гойи, последствием которой становится глухота.
Постигшее его несчастье заставило по-новому посмотреть на многие события в стране. Картины,
полные карнавального веселья («Игра в жмурки», «Карнавал» и пр.), сменяются такими, как «Трибунал
инквизиции», «Дом сумасшедших», предваряющими его бессмертные офорты «Каприччос». Работа над
офортами «Каприччос» заняла пять лет, с 1793 по 1797 г. Возможно, нет произведений более трудных
для анализа, чем эти графические листы. Необычайна их тематика, зачастую остается неясным смысл,
где намек понятен порою только художнику, но где абсолютно ясна острота социальной сатиры,
идейной устремленности, направленной против бесправия, суеверия, невежества и тупости. Это
обвинительный акт церкви, дворянству, абсолютизму — миру зла, мракобесия, насилия, лицемерия и
фанатизма. «Каприччос» включает 80 листов, пронумерованных и снабженных подписями.
Фронтисписом служит автопортрет Гойи в шляпе «боливар»: немолодое лицо, представленное в
профиль, с горько опущенными уголками губ. Целый ряд листов посвящен современным нравам. На
одном изображена, например, женщина в маске, подающая руку уродливому жениху, кругом шумит
толпа людей тоже в масках (надпись: «Они говорят «да» и отдают руку первому встречному»). Слуга
тащит мужчину на помочах, в детском платье («Старый избалованный ребенок»). Молодая женщина, в
ужасе прикрывающая лицо, вырывает зуб у повешенного («На охоте за зубами»). Полицейские ведут
проституток («Бедняжки»). Женщина в колпаке, сидящая на позорном помосте, выслушивает приговор
(«Этому праху...»). «Зачем их прятать?» —толпа бродяг обступила трясущегося над кошельком скрягу.
Целый ряд листов — сатира на церковь: благочестивые прихожане молятся дереву, обряженному в
монашескую рясу; попугай проповедует что-то с кафедры («Какой златоуст»). Листы с ослом: осел
рассматривает свое генеалогическое древо; учит грамоте осленка; обезьяна пишет с осла портрет; два
человека несут на себе ослов. Совы, летучие мыши, страшные чудовища окружают заснувшего
человека: «Сон рассудка производит чудовищ». Для передачи страшной реальности Гойя сознательно
пользовался не реалистическим, а аллегорическим языком. Это не исключало намеков самого
конкретного значения. Эзоповым языком, в форме басни, притчи, сказания, он наносил меткие удары
двору и обществу. Художественный язык Гойи остро выразителен, рисунок экспрессивен, композиции
динамичны, типажи незабываемы. Техника серии — не только офорт, но и акватинта. Живописец по
призванию, Гойя не удовлетворялся одной графической игрой линий, ему нужно было декоративное,
живописное пятно, и это как раз давала ему техника акватинты.