 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
33
И марксисты, и либералы находят в этом регионе свою референтную группу: первые — рабочий
класс, вторые — средний класс. Повседневная жизнь и чаяния этих групп в целом совпадают с
интенцией самого Прогресса (соответственно, в социалистическом и либеральном его истолковании).
Но чем дальше мы уклоняемся от этого благодатного региона, где плоды прогресса произрастают в
открытом грунте повседневности, не требуя высоких технологий модернизаторства, тем больше
расходится в стороны Большая История и народная повседневность.
Уже во Франции и в Германии прогресс демонстрирует свой авторитарно-эзотерический
характер, больше проявляясь в инициативах просвещенного этатизма, чем в повседневных народных
инициативах. А как только мы пересекаем границу Центральной Европы, прогресс начинает
демонстрировать нам свою геополитическую и этническую избирательность. Он утрачивает характер
этнически нейтрального общедоступного и все больше выступает как импортируемый продукт,
культивация которого на местной почве требует особого реформационного искусства. Поэтому
идеология и практика прогресса обретают все более авторитарный характер: они все менее совпадают
со стихийными народными устремлениями и все больше выступают как элитарная социальная
инженерия — искусство выращивания из туземного сырья новых людей и новых порядков.
В России этот разрыв между местным этническим материалом и тем, чего требуют высокие
технологии прогресса, достигает максимальных величин. Носители прогрессизма — как революционно-
пролетарского, так и либерального — все больше обнаруживают черты внутреннего расизма и
колониализма: они чувствуют себя полпредами прогресса в чужой и инородной стихии. Поэтому они не
стесняются периодически заявлять, что главный враг — в своей собственной стране, а противостоящее
им большинство народа называть то антисоциалистической мелкобуржуазной стихией, то красно-
коричневой антидемократической массой.
Сама всемирная история в этой парадигме предстает в форме планетарной геополитики
авангарда — пролетарского или либерального. Для такого авангарда окружающий мир народов и
культур есть не что иное как объект переплавки в заранее определенную форму, характер которой
раскрывает очередное великое учение. Социально-политическая и историософская эволюция авангарда,
взявшегося осчастливить тот или иной народ, имеет типологические черты. Сначала марксистский или
либеральный авангард преисполнен оптимистического благодушия. Он обещает своей пастве
воздвигнуть новый строй — социализм или либерализм — в кратчайший исторический срок, что якобы
предначертано самими законами истории. Этот период общедемократических иллюзий авангарда
отмечен известными поблажками и кредитом доверия в отношении народного большинства.
Но очень скоро — после первых провалов своих социальных экспериментов —
общедемократические иллюзии рассеиваются и авангард преисполняется ненавистью и презрением к
большинству населения собственной страны, оказавшемуся непригодным для столь высоких замыслов.
Авангард замыкается в себе, его решения все больше обретают изотерическую форму закрытых
партийных собраний или масонских лож, а для публичного их озвучивания привлекается масса
пропагандистов-имиджмейкеров. Не имея надежной социальной базы внутри страны (вместо
осчастливленного народа наличествует экспроприированное и разочарованное большинство), авангард
ищет опору на стороне. Так постепенно формируется идеология пролетарского интернационализма или
либерального мондиализма, неустанно изобличающая «социал-шовинистов» или «национал-
патриотов».
Деятельность авангарда, руководствующегося принципами внутреннего расизма, становится
прямо-таки социально опасной. Видя в большинстве ненавистную реакционную («мещанско-
мелкобуржуазную» или «антидемократическую») массу, авангард всеми силами стремится расчленить
ее, лишить способности к самовыражению и политической самодеятельности. Исторический опыт
показывает, что авангард в известных случаях способен и на прямой геноцид в отношении
большинства, в особенности если его нетерпимость подпитывается какими-то старыми социальными
или национальными обидами.
Примечательно, что экспроприаторские инициативы авангарда в отношении собственного
народа выходят далеко за рамки того, что позволяли себе прежние социальные угнетатели и даже
иностранные поработители. Авангард не довольствуется тем, что перекладывает социальные издержки
своих умопомрачительных экспериментов на плечи беззащитного населения. Он посягает не только на
имущество и экономическую независимость подопечных слоев, но и на их личное и национальное
достоинство, подвергая всяческому поношению уклад, историческую традицию, менталитет, образ