 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
19
Теневая и фиктивная экономики растят «расу господ», получающих в ходе мошеннических инициатив в
сотни раз больше, чем нормальные производители за долгие годы. На глазах меняется и рынок. Он
теряет свой массово-демократический характер, становясь монополией богатых и сверхбогатых.
Обслужив 10 «новых русских», владелец ресторана получает больше того, что он получил бы, обслужив
несколько сотен обычных клиентов. Непрерывно усиливается тенденция перехода от рыночной
экономики, обслуживающей массового потребителя, к экономике для немногих, весьма немногих.
Уделом остальных становятся натуральное хозяйство и другие формы дорыночной архаики.
Эта параллельная экономика действует развращающе, она подрывает цивилизованные формы
поведения и цивилизованную инфраструктуру как таковую. «Экономический человек», у которого
полностью иссякли морально-религиозные источники активности, нашел в сфере фиктивного капитала
адекватный себе мир: прибыль вне производства, богатство вне прилежания и усердия. Парадокс этого
экономического человека в том, что он возвращает нас в доэкономическую перераспределительную
архаику.
Когда-то христианство перевернуло мир, морально реабилитировав труд —
удел античных
рабов. Ныне человечество стоит перед угрозой полной утраты этого христианского обретения.
Производительная экономика снова на глазах у всех превращается в удел париев и изгоев, а воротилы
теневой, сверхприбыльной экономики чувствуют себя «суперменами», правящими миром. Создается
впечатление, что цивилизованность еще сохраняется в качестве пережитка: доживают старые люди,
однажды связавшие свою жизнь с производительной экономикой и «стеснительными» формами
морально-ответственного поведения.
Таким образом, совпали и переплелись две формы тотального кризиса. Технический человек в
своей завершающей мегафазе обрел способность тотального разрушения природной среды.
Экономический человек в своей «постпроизводительной» фазе способен тотально подорвать морально-
социальные опоры цивилизованного существования. Уже сейчас ощущаются опасные сбои в процессах
социализации. Наблюдая сокрушительные успехи нуворишей постпроизводительного типа, новые
поколения молодежи начинают сомневаться в «рентабельности» образования, целесообразности
соблюдения норм трудовой, гражданской, семейной этики. Полагать, вслед за нашими запоздалыми
адептами либеральной классики, что все эти чудовищные дисгармонии исправит невидимая рука рынка
— значит проявлять доктринальную близорукость (впрочем, зачастую хорошо оплачиваемую).
Сфера виртуально-теневой «параэкономики» в современном мире разрослась до гигантских
размеров. Ею контролируется весьма значительная доля мирового богатства. Мало того, она в качестве
«базиса» порождает гигантскую теневую надстройку в лице криминальных государств и
псевдогосударств. Как пишет А.И. Неклесса, «уже в настоящее время на планете возникает подвижный
контур метарегионального (а потенциально и глобального) инволюционного сообщества. Его
фундамент — сеть островов специфической государственности, цепь которых протянулась от Северной
Евразии до африканских «Великих озер», от Балкан до Памира. Не имея четких границ, этот
параллельный мир антиистории готов включить в себя явные и скрытые конфликтные зоны других
регионов Земли, в том числе в ее индустриально развитой части... Действуя как самоорганизующаяся
система, подобная антицивилизация может разрастаться и усложняться, создавать укрупненные
теневые сообщества с собственной версией «организованного хаоса» и одновременно инициировать
регрессивные процессы в сужающихся зонах стабильности, оказывая на них мутагенное воздействие»*.
* Неклесса А.И. Постсовременный мир в новой системе координат // Восток. 1997 ¹ 2. С. 42
Кто же является источником этой разрастающейся антицивилизации?
Это знакомый нам «экономический человек», полностью освободившийся от «пережитков»
внеэкономической морали и культуры. Модернизаторы и вестернизаторы постоянно сетуют на
пережитки доэкономических мотиваций, якобы и являющиеся источником всех форм внерационального
поведения и отсталости. Обнаружилось, однако, что прометеев активист, избавленный от давления всех
внеэкономических мотивов, уже сделал свое великое постклассическое открытие: продуктивная
деятельность на порядок менее рентабельна, чем фиктивная параэкономика финансовых спекуляций,
набега и перераспределительства.
Мы тем самым запоздало открываем для себя тайну экономически процветающего и социально
стабильного Запада. Этот Запад, начиная с эпохи Просвещения, бранит темное средневековье с его
религиозно-традиционалистской «антиэкономикой» и стеснительными канонами сословной чести. Но