 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
54
Во Франции революционные власти лишили суды права приостанавливать государственное решение
под предлогом разделения политической и судебной власти. Наполеоновская правовая реформа вообще
локализовала сферу действия судебной власти частными отношениями граждан, т. е. вывела
государственную власть из-под судебного контроля. В США, напротив, правовая система не
предполагает деления на гражданское и государственное право: государство трактуется как «частное
лицо» наряду с другими частными лицами. Вот почему американский судья, открывая заседание,
нередко произносит святотатственную по меркам иной политическо-правовой культуры фразу: «Джон
Смит против Соединенных Штатов Америки». Система конституционного контроля, в частности со
стороны Верховного суда, в США поставлена так, чтобы обеспечить прямые отношения каждого
гражданина с Конституцией. Закон не только обязывает публиковать все административные акты, но и
дает право на публичную юридическую интерпретацию их правовой обоснованности со стороны
любого заинтересованного лица. Этим правом публичной правовой апробации административно-
государственных решений широко пользуются экологисты, союзы потребителей, защитники местного
самоуправления и тому подобные организации. Рассмотрение исков, предъявляемым федеральным
органам и правительству, выступает как нормальная форма функционирования судебной власти,
отстаивающей не интересы государства, а нормы закона.
Соединение правовой идеологии с гражданским движением дает впечатляющие результаты.
Заинтересованность адвокатов, защищающих интересы своих подопечных, обеспечивается их долей в
случае выигранного процесса (в противном случае их услуги не оплачиваются). Такая система
позволяет даже наименее обеспеченным и влиятельным группам населения атаковать могущественные
центры власти. Как отмечает французкий политолог Л. Коген-Танюжи, если во Франции сложилась
уния бюрократии и технократии, усиливающая власть государства над обществом, то в США
складывается уния юридического истеблишмента и движения разнообразных гражданских инициатив.
На одной стороне происходит обособление специфических интересов (объединения людей,
оказавшихся в сходной ситуации: жертвы загрязнения среды, родители, обеспокоенные непорядками в
системе просвещения, женщины, отстаивающие свое достоинство от посягательств «патронов»), на
другой – обособление адвокатской среды, специализирующейся на организации тех или иных исков.
Вокруг определенного круга проблем формируется рынок адвокатских услуг. Таким образом, юристы
активно участвуют в разработке новых социальных технологий, преобразующих общество по частям и
непрерывно.
Все совершенно чуждо якобинско-большевистской идеологии неошибающегося государства,
отражающего якобы одну только высшую коллективную волю или высшую справедливость. Вот
почему в истории столь часто встречается парадокс: новые революционно-демократические режимы
оказываются более тираническими, более нетерпимыми в отношении естественных автономий
гражданской и личной жизни, чем традиционные монархические. Дело в том, что традиционную власть
монарха сдерживает обычай или, в случае конституционной монархии, закон, тогда как революционная
эйфория порождает демократический абсолютизм большинства, с одной стороны, и чрезмерное доверие
к новой государственной власти и к ее благим помыслам – с другой.
Как писал по этому поводу Ш. Монтескье, «в монархии законы охраняют государственное
устройство или приспосабливаются к нему, так что тут принцип правления сдерживает государя; в
республике
же гражданин, завладевший чрезвычайной властью, имеет гораздо больше возможностей
злоупотреблять ею, так как тут он не встречает противодействия со стороны законов, не
предусмотревших этого обстоятельства»*.
* Монтескье Ш. Указ. соч. С. 173.
3. Издержки принципа
На основании многолетнего опыта европейской демократии и значительно более краткого, но все же
показательного российского можно сделать один вывод: политическая демократия отличается
определенной бесчувственностью к социальной демократии, касающейся, с одной стороны, социальной
защищенности неимущих, с другой – участия рядовых «непрофессионалов» в решениях, прямо
затрагивающих их судьбу. Режим политической демократии, как мы теперь видим на собственном
опыте, есть режим класса политических профессионалов, которые сами между собой делят функции
власти и оппозиции, не давая последней быть действительно народной, не контролируемой
политическим истеблишментом.