170
отсутствуют" до того года, с которого начинаются в находящемся у них под рукой
справочнике таблицы доходов, заработной платы или экспорта, и двадцать лет назад с ними
согласилось бы большинство историков, даже историков-экономистов. Некоторые и сейчас
продолжают так думать, с облегчением отказываясь от подсч¸тов до 1900 г., как только
находят для этого тот или иной благовидный предлог: потому что нельзя добиться
безупречной точности (оценки содержат ошибки); потому что ни один реальный человек не
обладает характеристиками "среднего индивидуума" (есть различия в распределении); или
потому что статистика дегуманизирует историю (устанавливает наборы ограниченных
характеристик рассматриваемых объектов). Экономисту следует знать, что возражения
против применения статистики в истории покоятся именно на подобных жалких основаниях,
как бы ему ни было приятно предполагать, что у историка есть особый инструментарий,
позволяющий проникать в суть вещей и превосходящий его собственные бездушные
средства труда. Компьютеризация и связанный с нею прогресс исторической статистики,
которого добились новые экономисты-историки, заставили статистический агностицизм в
истории выглядеть по меньшей мере странно.
Исторические факты, доступные экономисту в работе, на самом деле столь объемны, что
превосходят все мыслимые пределы интеллектуальной алчности и простираются вглубь,
хотя и в уменьшающихся объ¸мах, до средних веков. Нужно лишь приложить труд и
воображение. В XIII в. никакое министерство сельского хозяйства не собирало
статистических данных по английской сельскохозяйственной продукции ради удобства тех,
кто в XX в. занимается аграрной экономикой. Но медиевисты давно поняли, что такая
статистика содержится в ежегодных отчетах бейлифа своему лорду касательно
принадлежащих ему земель. А недавно они поняли, что все земли, принадлежавшие и
лордам, и крестьянам, облагались десятиной в пользу церкви, а ее грамотная и
добросовестная бюрократия весьма заинтересованно изучала и хранила списки десятин из
года в год, что позволяет подсчитать объем продукции.*
* Один взгляд на книгу Тайтоу убедит скептиков как много данных можно извлечь из
отчетов бейлифов (Titow, 1972). Данные о десятине практически не используют в английской
литературе а во французской это обычное дело как у Дж. Гуа и Э. Ле Руа Ладюри (Goy and
Le Roy Ladurie, 1972.).
Конечно, требуются крупные капиталовложения, чтобы придать таким коллекциям
фактов приемлемую форму, и в сопоставлении с размерами необходимых инвестиций
экономисты-историки, при всей своей энергии находятся еще только в начале пути. Можно
привести в пример поразительную по размеру коллекцию генеалогических хроник,
используемую для поминовения покойников в мормонской церкви в Солт-Лейк Сити; в этих
хрониках подробные истории семей за несколько поколений. Но тот, кто изучает
наследственный и благоприобретенный человеческий капитал, может и более легким путем
найти себе материал для работы в исторических документах, если заглянет в них. Например,
опросы изобрели отнюдь не вчера. Ими усыпана история Европы и ее ответвлений с 1086 г.
до наших дней. Например, сравнительно недавно, в 1909 г., Иммиграционная комиссия США
собрала опросные листы полумиллиона наемных работников, из которых более 300 000
родились за границей, а также опросила 14 000 семей, насчитывавших 60 000 человек. Их
спрашивали о профессии, заработной плате занятости, доходах от собственности, доходах от
домашнего хозяйства, жилищных условиях, квартплате, детях школах, образовании знании
языков, денежных переводах за границу, количестве денег, с которым они впервые прибыли
в США, и о многом другом. Комиссия опросила и нанимателей по довольно широкому кругу
вопросов. Итоги были опубликованы в 42 томах "Отчета", в котором много любопытного
ожидает экономиста, интересующегося накоплением человеческого капитала, циклом жизни
личных доходов, вовлечением женщин в рабочую силу миграцией и дискриминацией.*
Любые отчеты, которые люди пишут о своей или чужой экономической деятельности, дают
|