167
взглядом собеседников и стремлением переменить тему разговора, если они за чашкой кофе
вздумают заговорить с коллегами об архивах завещаний или о теоремах с неподвижной
точкой соответственно. Но здесь, конечно, имеется заметная асимметрия: сорок лет
инвестиций в математизацию экономики и дезинвестиций в е¸ историзацию привели к тому,
что в среде экономистов стало легче сознаваться в незнании истории, чем в незнании
математики. Уходят времена, когда общественные науки служили мостом между двумя
культурами, литературной и научной, а экономика этот мост сожгла уже давно.
Комфортабельное невежество, конечно, не является монополией экономистов. Культура
состоит в определении варваров, определении тех людей, которых можно спокойно
игнорировать, а интеллектуальная культура состоит в определении тех областей знаний,
которые можно спокойно игнорировать. Специалист по социальной истории, который, по
существу, постоянно имеет дело с количественными проблемами, сгорел бы со стыда, если
бы ему пришлось признаться, что он не знает языков, литературы или политической истории
изучаемых им обществ, но он же радостно сообщает, даже не пытаясь скрыть сво¸
невежество, что разбирается в математике и статистике на уровне десятилетнего реб¸нка. В
этих кругах незнание арифметики признак умственной полноценности. Экономисты
мыслят примерно так же, но обычно вс¸ же не заходят столь далеко. Впрочем, экономист-
прикладник, который, по существу, постоянно имеет дело с историческими проблемами,
сгорел бы со стыда, если бы ему пришлось признаться, что он не знаком с
дифференциальными уравнениями или распознаваемостью образов, но он же без малейшего
смущения сообщает, что понятия не имеет о том, что происходило в изучаемой им
экономике до 1929-го или до 1948, или до 1970-го года.
Что же тогда теряют экономисты, вс¸ охотнее исключая из своей интеллектуальной
культуры знакомство с прошлым? Почему, даже если они предпочитают не внимать
благородному зову бескорыстного научного любопытства, экономистам нужно читать и
писать работы по экономической истории? Иначе говоря, в ч¸м состоит практическая
ценность экономической истории?
Большее количество экономических фактов
Практические ответы прямолинейны первый и самый очевидный заключается в том,
что история да¸т экономисту больше информации, с помощью которой он может проверять
свои утверждения. Объ¸м доступной исторической информации поразит большинство
экономистов, хотя они являются е¸ постоянными потребителями. Исключение составят,
пожалуй, лишь сотрудники Национального бюро экономических исследований (НБЭИ)
США. Их полувековые усилия по перекапыванию прошлого принесли урожай в виде
данных, используемых в тысячах регрессий экономистами, которых больше ничто в истории
не интересует, но он же обильно питает новых экономистов-историков последние пятнадцать
лет. В 50-е и 60-е годы многие из них прошли ученичество в области экономических на-
блюдений, работая, фигурально выражаясь, в нью-йоркской "социальной обсерватории"
НБЭИ и внесли большой вклад в составление в конце 50-х начале 60-х годов "каталогов
исторических объектов" под редакцией У.Н. Паркера (Parker, 1960) и Д.С. Брейди (Brady,
1966).* Публикация в 1960 г. еще одной работы, в которой участвовали историки Бюро
экономических исследований вместе с Бюро переписей и Исследовательским советом по
общественным наукам (U. S. Bureau of the Census, 1960), стала началом новой эры, которая
для экономической истории значила не меньше, чем для астрономии эра Кеплера.
Сотрудников Национального бюро интересовали скорее общие законы, чем история, они
хотели пролить свет на закономерности развития и (по возможности) будущее
экономической системы, а не на саму историю, но было бы черной неблагодарностью и
несправедливостью по этой причине недооценивать ту роль, которую сыграли Мозес
Абрамовиц, Артур Берне, Раймонд Голдсмит, Джон Кендрик, Соломон Фабрикант и многие
другие в развитии исторической экономики. В рамках той науки, которая все больше
уставала от истории, то есть экономики, сотрудники Бюро с самого начала представляли, по
словам его основателя Уэсли К. Митчелла, тех, кто был убежд¸н в том, что "экономические
|