91
1928 г. вновь заставило его сменить позиции, заняться самокритикой и "освоением" теперь
уже сталинских установок.
В 1928 г. выходит книга Бухарина "К вопросу о закономерностях переходного периода".
В ней автор подчеркивает свою приверженность идее директивного планового руководства
народным хозяйством, восстанавливает в правах свои левокоммунистические взгляды
относительно того, что в переходный период "стихийные регуляторы сменяются
сознательными, т.е. экономической политикой пролетарского государства". Человек, совсем
недавно требовавший подчинения экономической политики объективным законам вос-
производственного процесса, теперь пишет: "Завоевание власти пролетариатом и
"экспроприация экспроприаторов" есть предпосылка для того, чтобы начался процесс
линяния общественных законов. Этот процесс имеет своей базой рост государственного хо-
зяйства и его влияния"
20
. В 1932 г. Бухарин становится настоящим апологетом
государственного планового хозяйства, отрицающим какое-либо воздействие рынка на
социалистическую экономику. "Будущее, пишет он, предстоит как план, как цель,
каузальная связь реализуется через общественную теологию; закономерность... реализуется
через организованное в общественном масштабе действие... В социалистическом обществе
теоретическое предвиденье может сразу стать нормой действия в масштабе всего общества,
т.е. в масштабе "целого". Тем самым дана возможность слияния теории и практики"
21
.
Круг замкнулся. Начав в первые годы Советской власти с апологии государственной
экономической политики, Бухарин вернулся к ней, пройдя внушительный этап увлечения
стихийными процессами рыночной экономики.
Феномен Николая Бухарина потрясает. Сделав за пять лет бросок от леворадикальной
идеологии к правой концепции, он потом в следующие пять лет снова вернулся к левой
точке зрения на всемогущество государственной политики.
Крайности в теории так или иначе приводили и приводят к экстремизму в практике. Но
есть экстремизм людей, твердых в своих убеждениях. Так, Л.Д.Троцкий и троцкисты всегда
стояли на крайне левых позициях, всегда были "левее" Ленина и партии. Их упорство было
упорством принципиальных противников. А есть экстремизм людей, мечущихся от одной
крайности к другой. Этот экстремизм еще более трагичен, особенно если он основан на
искренних заблуждениях. Ведь в конечном итоге Бухарин стремился быть в русле партийной
политики. Но он всегда делал "лишние", за пределами реализуемого, шаги, а потом, с
опозданием начиная движение в обратном направлении, снова не мог вовремя остановиться
и доходил до противоположной крайности.
4. Социально-экономическая база сталинизма
Нелегко разобраться в перипетиях идейно-политической борьбы в России первой трети
XX столетия. Для этого надо ответить на несколько чрезвычайно острых вопросов:
возможно ли было реализовать принятую модель индустриального развития страны?
Возможна ли была индустриализация без коллективизации сельского хозяйства в тех
формах, в которых она прошла в России? На эти вопросы можно ответить, только опираясь
на конкретно-исторический подход, не затрагивая в данном контексте вопроса о верности
или неверности самого социалистического эксперимента. Будем исходить из факта
совершившейся революции.
Объяснять последовавшие после смерти В.И. Ленина деформации линии нэпа лишь
личными качествами тех или иных лидеров это сильное упрощение. Политико-
экономический подход к проблеме предполагает поиск более существенных причин, прежде
всего анализ социально-классовой структуры общества первых послереволюционных лет.
Мы не без опасений предлагаем свою версию: главной причиной деформации и даже грубых,
антигуманных извращений является крестьянское мировоззрение большинства населения
страны, в которой осуществлялась большевистская власть.
Расставим акценты: мы не будем обвинять крестьянство в деформациях и не склонны
морализировать по поводу крестьянского или пролетарского сознания. Речь идет лишь об
|