Navigation bar
  Print document Start Previous page
 91 of 153 
Next page End  

91
1928 г. вновь заставило его сменить позиции, заняться самокритикой и "освоением" теперь
уже сталинских установок.
В 1928 г. выходит книга Бухарина "К вопросу о закономерностях переходного периода".
В ней автор подчеркивает свою приверженность идее директивного планового руководства
народным хозяйством, восстанавливает в правах свои левокоммунистические взгляды
относительно того, что в переходный период "стихийные регуляторы сменяются
сознательными, т.е. экономической политикой пролетарского государства". Человек, совсем
недавно требовавший подчинения экономической политики объективным законам вос-
производственного процесса, теперь пишет: "Завоевание власти пролетариатом и
"экспроприация экспроприаторов" есть предпосылка для того, чтобы начался процесс
линяния общественных законов. Этот процесс имеет своей базой рост государственного хо-
зяйства и его влияния"
20
. В 1932 г. Бухарин становится настоящим апологетом
государственного планового хозяйства, отрицающим какое-либо воздействие рынка на
социалистическую экономику. "Будущее, — пишет он, — предстоит как план, как цель,
каузальная связь реализуется через общественную теологию; закономерность... реализуется
через организованное в общественном масштабе действие... В социалистическом обществе
теоретическое предвиденье может сразу стать нормой действия в масштабе всего общества,
т.е. в масштабе "целого". Тем самым дана возможность слияния теории и практики"
21
.
Круг замкнулся. Начав в первые годы Советской власти с апологии государственной
экономической политики, Бухарин вернулся к ней, пройдя внушительный этап увлечения
стихийными процессами рыночной экономики.
Феномен Николая Бухарина потрясает. Сделав за пять лет бросок от леворадикальной
идеологии к правой концепции, он потом — в следующие пять лет — снова вернулся к левой
точке зрения на всемогущество государственной политики.
Крайности в теории так или иначе приводили и приводят к экстремизму в практике. Но
есть экстремизм людей, твердых в своих убеждениях. Так, Л.Д.Троцкий и троцкисты всегда
стояли на крайне левых позициях, всегда были "левее" Ленина и партии. Их упорство было
упорством принципиальных противников. А есть экстремизм людей, мечущихся от одной
крайности к другой. Этот экстремизм еще более трагичен, особенно если он основан на
искренних заблуждениях. Ведь в конечном итоге Бухарин стремился быть в русле партийной
политики. Но он всегда делал "лишние", за пределами реализуемого, шаги, а потом, с
опозданием начиная движение в обратном направлении, снова не мог вовремя остановиться
и доходил до противоположной крайности.
4. Социально-экономическая база сталинизма
Нелегко разобраться в перипетиях идейно-политической борьбы в России первой трети
XX столетия. Для этого надо ответить на несколько чрезвычайно острых вопросов:
возможно ли было реализовать принятую модель индустриального развития страны?
Возможна ли была индустриализация без коллективизации сельского хозяйства в тех
формах, в которых она прошла в России? На эти вопросы можно ответить, только опираясь
на конкретно-исторический подход, не затрагивая в данном контексте вопроса о верности
или неверности самого социалистического эксперимента. Будем исходить из факта
совершившейся революции.
Объяснять последовавшие после смерти В.И. Ленина деформации линии нэпа лишь
личными качествами тех или иных лидеров — это сильное упрощение. Политико-
экономический подход к проблеме предполагает поиск более существенных причин, прежде
всего анализ социально-классовой структуры общества первых послереволюционных лет.
Мы не без опасений предлагаем свою версию: главной причиной деформации и даже грубых,
антигуманных извращений является крестьянское мировоззрение большинства населения
страны, в которой осуществлялась большевистская власть.
Расставим акценты: мы не будем обвинять крестьянство в деформациях и не склонны
морализировать по поводу крестьянского или пролетарского сознания. Речь идет лишь об
Сайт создан в системе uCoz