 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
70
праву".
Вместе с тем Руссо отмечает, что "при дурных Правлениях это равенство лишь кажущееся и
обманчивое; оно служит лишь для того, чтобы бедняка удерживать в его нищете, а за богачом
сохранить все то, что он присвоил". Не отрицая самой частной собственности, Руссо вместе с тем
выступает за относительное выравнивание имущественного положения граждан и с этих
эгалитариетских позиций критикует роскошь и излишки, поляризацию богатства и бедности. В
общественном состоянии, считает Руссо, "ни один гражданин не должен обладать столь значительным
достатком, чтобы иметь возможность купить другого, и ни один – быть настолько бедным, чтобы быть
вынужденным себя продавать; это предполагает в том, что касается до знатных и богатых, ограничение
размеров их имущества и влияния, что же касается до людей малых – умерение скаредности и
алчности".
В основе общественного договора и правомочий формируемого суверенитета лежит общая воля.
Руссо при этом подчеркивает отличие общей воли от воли всех: первая имеет в виду общие интересы,
вторая – интересы частные и представляет собой лишь сумму изъявленной воли частных лиц. "Но, –
поясняет он, – отбросьте из этих изъявлений воли взаимно уничтожающиеся крайности; в результате
сложения оставшихся расхождений получится общая воля".
Вместе с тем суверен, согласно Руссо, не связан собственными законами. Если бы суверен
предписал сам себе такой закон, от которого он не мог бы себя освободить, это, по мысли Руссо,
противоречило бы самой природе политического организма: "Нет и не может быть никакого основного
закона, обязательного для Народа в целом, для него не обязателен даже Общественный договор".
Суверен "стоит выше и судьи, и Закона". Власть суверена, по Руссо, включает в себя его
безусловное право на жизнь и смерть подданных. "Итак, – пишет он, – гражданину уже не приходится
судить об опасности, которой Закону угодно его подвергнуть, и когда государь говорит ему:
"Государству необходимо, чтобы ты умер", то он должен умереть, потому что только при этом условии
он жил до сих пор в безопасности и потому что его жизнь не только благодеяние природы, но и дар,
полученный им на определенных условиях от Государства".
Такой антииндивидуалистической формулировки нет даже у этатиста Гоббса.
В своей идеализированной конструкции народного суверенитета Руссо отвергает требования
каких-либо гарантий защиты прав индивидов в их взаимоотношениях с государственной властью.
"Итак, – утверждает он, – поскольку суверен образуется лишь из частных лиц, у него нет и не может
быть таких интересов, которые противоречили бы интересам этих лиц; следовательно, верховная власть
суверена нисколько не нуждается в поручителе перед подданными, ибо невозможно, чтобы организм
захотел вредить всем своим членам".
Соответствующие гарантии, согласно Руссо, нужны против подданных, чтобы обеспечить
выполнение ими своих обязательств перед сувереном. Отсюда, по мысли Руссо, и проистекает
необходимость принудительного момента во взаимоотношениях между государством и гражданином.
"Итак, – отмечает он, – чтобы общественное соглашение не стало пустою формальностью, оно
молчаливо всключает в себя такое обязательство, которое одно только может дать силу другим
обязательствам: если кто-либо откажется подчиниться общей воле, то он будет к этому принужден всем
Организмом, а это означает не что иное, как то, что его силою принудят быть свободным".
В целом общественное соглашение, по словам Руссо, дает политическому организму (государству)
неограниченную власть над всеми его членами. Эту власть, направляемую общей волей, он и именует
суверенитетом. По смыслу концепции Руссо, суверенитет един, и речь вообще может и должна идти об
одном-единственном суверенитете – суверенитете народа. При этом под "народом" как единственным
сувереном у Руссо имеются в виду все участники общественного соглашения (т. е. взрослая мужская
часть всего населения, всей нации), а не какой-то особый социальный слой общества (низы общества,
бедные, "третье сословие", "трудящиеся" и т. д.), как это стали трактовать впоследствии радикальные
сторонники его концепции народного суверенитета (якобинцы, марксисты и т. д.).
С пониманием суверенитета как общей воли народа связаны и утверждения Руссо о том, что
суверенитет неотчуждаем и неделим. Как отчуждение суверенитета от народа в пользу тех или иных
лиц или органов, так и его деление между различными частями народа, по логике учения Руссо,
означали бы отрицание суверенитета как общей воли всего народа.
Народ как суверен, как носитель и выразитель общей воли, по Руссо, "может быть представляем
только самим собою". "Передаваться, – подчеркивает он, – может власть, но никак не воля". Тем самым
Руссо, по существу, отрицал как представительную форму власти (парламент или другой