 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
126
вариант следует проверить в первую очередь, потому что здесь нужны не
воспитательные, а медицинские средства. В другом случае каприз — симптом
переутомления, прежде всего эмоционального. Иногда — чаще в раннем возрасте —
причиной каприза является долгое пребывание на людях (например, когда в доме
гости). Эти случаи также не требуют педагогических мер. Но весьма часто капризы
возникают как проявление невоспитанности, примитивного эгоизма, избалованности
или просто скуки, проявляясь часто в требованиях типа «хочу луну». Здесь уместна
максимальная строгость и жесткость, игнорирование требований ребенка без всяких
объяснений, демонстрация полного равнодушия к его словам и поведению. (В частном
случае можно применить и наказание, но прежде надо оценить его целесообразность.)
Если это возможно, полезно занять ребенка каким-нибудь делом, а если он решительно
отвергает все предложения этого рода — что ж, пускай поскучает, подуется — ему
самому это скоро надоест.
Капризность этого рода не только является культурной антиценностью сама по
себе, но и самым существенным образом влияет на складывание общей ценностной
системы, порождая чаще всего тип сентиментального циника.
Вообще-то серьезных запретов-приказаний в жизни ребенка должно быть
немного, но выполняться они должны строго и безо всяких поблажек. С самого раннего
возраста ребенка следует решительно отучать от вранья, ябедничества, эгоцентризма,
неряшества; приучать к работе, к тому, что у него есть система обязанностей, к
самостоятельности в решении посильных для него вопросов. В более позднем возрасте
запреты-приказания становятся и более серьезными: категорически следует запретить,
например, не только употреблять наркотики, но и вообще иметь дело с ними, еще
позднее, в пору отрочества внушить определенные принципы и правила, касающиеся
половых связей, и т.п.
Этап отрочества вообще является важнейшим, а часто и завершающим для
формирования ценностной системы, и здесь подростку надо помочь разобраться в
жизненных ценностях, проявляя к этому процессу постоянное, но ненавязчивое
внимание. В это время подростку еще можно что-то приказывать или запрещать, но
приказаний и запретов должно быть уже гораздо меньше, а многие вопросы уже
уместно доверять решать самому подростку.
Возвращаясь к воспитательному механизму приказаний и запретов, следует
отметить еще два обстоятельства, без которых эта система будет неэффективной.
Действительных и серьезных запретов, как я уже сказал, должно быть немного. Из
этого следует, что ребенка не следует одергивать по пустякам, не следует ни в каком
возрасте пресекать его инициативу, если она не опасна ни для него, ни для
окружающих. Между тем мы очень часто можем наблюдать совершенно иную картину,
когда в хаосе мелочности, придирок и т.п. теряются действительно важные запреты. Во
дворе дома, где я живу, мне постоянно приходится наблюдать и в основном слушать
нечто вроде: «Антон! Ты зачем полез на дерево?! Слазь немедленно!», «Антон! Зачем
тебе эта железяка? Выбрось ее!», «Маша! Немедленно надень шапку, или мы сейчас же
идем домой!», «Настя! Не трогай кошку, она тебя поцарапает!» и т.п. Там же мне
пришлось услышать фразу, которая буквально восхитила меня как форма воспитания:
расположившаяся на скамейке бабушка с искренним негодованием сказала: «Да что вы
все бегаете да бегаете?! Ходите спокойно или вообще сидите!»
Такого рода воспитание может привести к двум, одинаково печальным
результатам. В первом случае послушный и робкий от природы ребенок вырастет
безынициативным трусливым хлюпиком, неспособным принимать какие-либо решения
самостоятельно.