 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
75
склонен был видеть человека ничтожеством. Настроения такого понимания человека
очень точно выразил Ф. Сологуб:
В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: «Помоги!»
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?
В культуре XX в. эти представления еще не раз отзовутся в разных культурных
системах — от безнадежного пессимизма Ж.-П. Сартра (сборник «Стена») до
иронического осмысления этой проблемы у Вен. Ерофеева, которому принадлежит
между прочим, следующее примечательное рассуждение: «О, если бы весь мир, если
бы каждый в мире был бы, как я сейчас, тих и боязлив и был бы так же ни в чем не
уверен: ни в себе, ни в серьезности своего места под небом — как хорошо бы! Никаких
энтузиастов, никаких подвигов, никакой одержимости! — всеобщее малодушие. Я
согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где
не всегда есть место подвигам. «Всеобщее малодушие» — да ведь это спасение от всех
бед, это панацея, это предикат величайшего совершенства!» («Москва — Петушки»).
Рассматривая вопрос о величии и ничтожестве человека в разных
культурологических представлениях, следует учитывать и то, что нередко решение
этого вопроса находится в связи с тем, какой именно человек имеется в виду. Великим
или соответственно ничтожным может представляться не человек вообще, а человек,
наделенный определенными качествами: например, пролетарий (в противовес
«буржую»), аристократ (по отношению к плебею), белый человек (в отличие от
«цветных») и т.п. Все это несколько осложняет анализ указанной проблемы.
Так как на практике человеку свойственны как величие, так и ничтожество, то
нередки представления и концепции, отражающие эту диалектику. Приведем два
примера из русской классической литературы. Пушкин, скажем, мог написать о
человеке так: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей» или: «На
всех стихиях человек — тиран, предатель или узник». Но именно ему принадлежат и
такие строки: «Самостоянье человека — залог величия его».
Другой пример — из Чехова. Этот писатель очень хорошо знал и не раз
показывал в своих рассказах и пьесах, как низок и подл может быть человек, но он знал
и высокую цену человеку, что проявилось, например, в его некрологе Н.М.
Пржевальскому. О людях этого типа он писал: «Их идейность, их благородное че-
столюбие, имеющее в основе честь родины и науки, их упорство, никакими
лишениями, опасностями и искушениями личного счастья непобедимое стремление к
раз намеченной цели, богатство их знаний и трудолюбие, привычка к зною, к голоду, к
тоске по родине, к изнурительным лихорадкам, их фанатическая вера в христианскую
цивилизацию и в науку делают их в глазах народа подвижниками, олицетворяющими
высшую нравственную силу». При этом интересно, что не только подвижники и люди
подвига были для Чехова достойными уважения, но и люди простые, обыкновенные,
коль скоро в них проявлялись порядочность, трудолюбие, чувство собственного
достоинства: «Не нравится мне одно, — писал Чехов брату, — зачем ты величаешь
особу свою «ничтожным и незаметным братишкой»... Ведь ты не мошенник, честный
человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не
ничтожность».
Описанные в этой главе разновидности представлений и концепций мира и
человека представляют собой наиболее общие типы. В каждом отдельном случае