 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
24
Завершает систему ирония — не имеющая пары эмоционально-ценностная
ориентация. Она принципиально отличается от остальных позиций. Ирония, чья
субъективная основа — скептицизм, направлена не на саму действительность, а на ее
осмысление в той или иной эмоционально-ценностной ориентации. Поэтому она
занимает исключительное место в системе. Она универсально противопоставлена
любой эмоционально-ценностной ориентации и всем вместе: ее скептическое
отрицание не предполагает утверждения противоположного. «Ирония, — пишет
Т.Манн, — есть пафос середины; она является интеллектуальной оговоркой, которая
резвится между контрастами и не спешит встать на чью-либо сторону и принять
решение: ибо она полна предчувствия, что в больших вопросах, где дело идет о
человеке, любое решение может оказаться преждевременным и несостоятельным и что
не решение является целью, а гармония, которая, поскольку дело идет о вечных
противоречиях, быть может, лежит где-то в вечности, но которую уже несет в себе
шаловливая оговорка по имени ирония».
Из сказанного понятно, почему ирония является единственной непарной
эмоционально-ценностной ориентацией в системе; очевидно и ее особое положение в
ней. Ирония, взаимодействуя с любой эмоционально-ценностной ориентацией,
противостоит как оппонент-скептик любой точке зрения на мир. Будучи противо-
поставленной всякой догматичности и не приемля никаких абсолютистских
мировоззренческих постулатов, ирония на позициях 2-5 может выполнять функцию
универсального компенсатора. При этом часто возникают продуктивные и весьма
устойчивые системы. Лучше всего они иллюстрируются примерами из художественной
литературы. Так, в творчестве Стерна ирония служит компенсатором
сентиментальности, у позднего Чехова — компенсатором романтики, у Саши Черного
— компенсатором сатиры, у Камю — компенсатором героики и т.п.
Другая функция иронии — разрушать, разлагать эмоционально-ценностные
ориентации, оказавшиеся явно несостоятельными перед лицом реальности и
переставшие выполнять свою основную функцию — ориентировать личность в мире.
Примером может служить авторская ирония в «Обыкновенной истории» Гончарова,
направленная равно на романтику и цинизм (позиции Адуева-младшего и Адуева-
старшего); ирония Пушкина по отношению к эмоционально-ценностным ориентациям
Ленского, Онегина и др.
Надо сказать, что в принципе ирония разрушает не только ложную, но и любую
эмоционально-ценностную ориентацию, выбивая у нее из-под ног почву скепсисом и
бесконечным релятивизмом по отношению к любой конкретной ценности. Это — ее
естественный предел: здесь ирония начинает отрицать любое отношение к ценностям,
саму возможность ценности и ценностного ориентирования. Все становится «все
равно». Стирается грань между «идеалом Содома и идеалом Мадонны», говоря
словами Достоевского.
Очень точно описал эту «болезнь» А.Блок в статье, которая так и называется
«Ирония»: «Болезнь эта — сродни душевным недугам и может быть названа
«иронией». Ее проявления — приступы изнурительного смеха, который начинается с
дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, — кончается — буйством и
кощунством.
Я знаю людей, которые готовы задохнуться от смеха, сообщая, что умирает их
мать, что они погибают с голоду, что изменила невеста. Человек хохочет — и не
знаешь, выпьет ли он сейчас, расставшись со мною, уксусной эссенции, увижу ли его
еще раз? <…> Кричите им в уши, трясите их за плечи, называйте им дорогое имя, —
ничто не поможет. Перед лицом проклятой иронии — все равно для них: добро и зло,
ясное небо и вонючая яма, Беатриче Данте и Недотыкомка Сологуба».