 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
140
собеседниками, участниками диалога*.
* Ср. трактовку диалогического и монологического «контекстов» у Я. Мукаржовского. См.: Mukarovsky J. Dve studie о
dialogu//Mukarovsky J. Kapitoly z ceske poetiky. Dil prvni. Praha, 1948.
Разработку проблемы обоими авторами, видимо, стимулировала широко известная статья Л.П. Якубинского «О
диалогической речи» (1923), в особенности идея зависимости диалога от таких форм непосредственного общения, как
зрительное и слуховое восприятие собеседника. См.: Якубинский Л.П. Избранные работы. Язык и его функционирование.
М., 1986. С. 25-31.
Речи сопровождаются игрой, т.е. движениями. Всякое произнесение речи сопровождается мимикой,
т.е. известной игрой лицевыми мускулами, гармонирующей с эмоциональным содержанием
произносимого. Мимика лица сопровождается мимическими жестами, т.е. движениями рук, головы,
всего тела, в соответствии с теми же эмоциональными моментами речи. Эта выразительная мимика
иногда может быть эквивалентом (заменой) речи. Так, известные движения головы, рук без всяких слов
могут выражать утверждение, отрицание, согласие, несогласие, душевные движения и т.п. Целое
сценическое представление можно построить на одной мимике (пантомима). В кинематографе
мимическая игра является основой тематической композиции в так называемых «психологических
драмах».
Но наряду с такими выразительными движениями игра артистов может воспроизводить бытовые
поступки. Персонаж на сцене ест, пьет, дерется, убивает, умирает, крадет и т.п. Здесь мы имеем уже не
выразительную, а тематическую игру, и каждый такой сценический поступок является уже
самостоятельным мотивом, вплетающимся в фабулу сценического представления наравне с речами
персонажей.
Спектакль восполняется декорацией, реквизитом-бутафорией, т.е. явлениями мертвыми,
участвующими в действиях. Здесь могут играть свою роль вещи (реквизит в точном смысле слова),
обстановка комнат, мебель, отдельные необходимые для игры предметы (оружие и т.п.) и проч. Наряду
с этими предметами в спектакль вводятся так называемые «эффекты» – зрительные эффекты, например
световые: рассвет, зажигание и потухание лампы, восход солнца, лунное освещение и т.п.; эффекты
слуховые: гром, шум дождя, звонки, выстрелы, всякий шум вообще, игра на инструментах и проч.
Возможно вообразить и обонятельные эффекты, впрочем, применяющиеся в театральной практике
очень редко, вроде каждения ладаном при изображении церковной службы и т.п.
Литературное произведение, приспособленное к тому, чтобы быть воспроизведенным таким
способом, и является драматическим произведением.
Текст драматического произведения распадается на две части –
речи героев, которые даются
полностью, так, как они должны быть произнесены, и ремарки, которые дают указания руководителю
спектакля – режиссеру, какие сценические средства должны быть применены в осуществлении
спектакля.
В ремарках следует различать указания на декорацию и обстановку и игровые ремарки,
указывающие на действия, жесты и мимику отдельных персонажей.
Текст речей представляет собой единственно словесно-художественную часть драматического
произведения. Ремарки имеют служебную роль сообщения о художественном замысле актерам и
режиссеру и поэтому обычно излагаются простым, обычным прозаическим языком. В редких случаях
мы видим применение художественного стиля в ремарках в целях большей эмоциональной
убедительности указаний.
Произведение, написанное в форме речей персонажей и ремарок, и является произведением
«драматической формы». Это распространяется и на те произведения, которые прибегают к этой форме
без всякого расчета на сценическую интерпретацию («Небожественная комедия», фрагменты из
«Цыган»).
Следует сказать, что вообще драматическая форма еще не свидетельствует о возможности
сценической интерпретации. К драматической форме прибегают очень часто без расчета на спектакль; с
другой стороны, почти каждое драматическое произведение, предназначенное для сцены, автор
печатает для чтения. Но условия чтения и условия спектакля совершенно различны. В чтении мы не
получаем дополнительных указаний от игры, режиссерской интерпретации и конкретизации действия
иначе, как через весьма несовершенные и скудные ремарки.
С другой стороны, в чтении глазами драматического текста мы не связаны темпом спектакля,
определяющего большую или меньшую напряженность в развитии действия.
Это различие чтения и спектакля вообще предопределяет существенное различие между текстом,