Navigation bar
  Print document Start Previous page
 128 of 203 
Next page End  

128
Реалистическая иллюзия в более опытном читателе выражается как требование «жизненности».
Твердо зная вымышленность произведения, читатель все же требует какого-то соответствия
действительности и в этом соответствии видит ценность произведения. Даже читатели, хорошо
ориентированные в законах художественного построения, не могут психологически освободиться от
этой иллюзии.
В этом отношении каждый мотив должен вводиться как мотив вероятный в данной ситуации.
Но так как законы сюжетной композиции с вероятностью ничего общего не имеют, то всякий ввод
мотивов является компромиссом между этой объективной вероятностью и литературной традицией.
Реалистической нелепости традиционного ввода мотивов мы не замечаем в силу их традиционности.
Для того чтобы показать их непримиримость с реалистической мотивировкой, надо их спародировать.
Так, известна до сих пор идущая в репертуаре «Кривого зеркала» пародия на оперные постановки
«Вампука», представляющая набор традиционных оперных положений в комическом осмыслении.
Мы не замечаем, привыкая к технике авантюрного романа, нелепости того, что спасение героя
всегда поспевает за пять минут до его неминуемой смерти, зрители античной комедии или
мольеровской комедии не замечали нелепости того, что в последнем действии все действующие лица
внезапно оказывались близкими родственниками (мотив узнания родства, см. развязку «Скупого»
Мольера. То же, но уже в пародированной форме, ибо к тому времени этот прием уже умирал, в
комедии Бомарше «Женитьба Фигаро». Насколько, тем не менее, мотив этот в драме живуч, показывает
пьеса Островского «Без вины виноватые», где в конце пьесы героиня узнает в герое своего потерянного
сына). Этот мотив узнания родства был чрезвычайно удобен для развязки (родство примиряло
интересы, радикально меняя ситуацию) и поэтому плотно вошел в традицию. Совершенно мимо цели
бьет объяснение, что в античном быту эта находка потерянных сыновей и матерей была
«обыкновенным явлением». Она была обыкновенным явлением только на сцене в силу традиционности
литературного порядка.
Когда, при смене поэтических школ, развенчиваются традиционные приемы ввода мотивов, то из
двух мотивировок, применяемых старой школой, традиционной и реалистической за отпадением
традиции остается только один ряд – реалистический. Вот почему всякая литературная школа,
противопоставляющая себя старому искусству, всегда включает в свои манифесты в той или иной
форме «верность жизни», «верность действительности». Так писал Буало, защищая в XVII в. молодой
классицизм против традиций старофранцузской литературы; так в XVIII в. энциклопедисты защищали
«мещанские жанры» («семейный роман», «драма») против старых канонов; так в XIX в. романтики во
имя «жизненности» и верности «неприкрашенной природе» восставали против канонов позднего
классицизма. Сменившая их школа даже именовала себя «натуральной». Вообще в XIX в. изобилуют
школы, в названии которых присутствует намек на реалистическую мотивировку приемов – «реализм»,
«натурализм», «натюризм», «бытовики», «народники» и т.п. В наши дни символисты сменили
реалистов во имя какой-то сверхнатуральной натуральности (de realibus ad realiora, от реального к
более реальному), что не помешало явиться акмеизму, требовавшему большей вещественности и
конкретности, и футуризму, отбросившему в начальной своей стадии «эстетизм» и желавшему в своих
созданиях воспроизвести «подлинный» творческий процесс, а во второй стадии определенно
разрабатывавшему «низкие», т.е. реалистические, мотивы.
От школы к школе мы слышим призыв «к натуральности». Почему же не создалось «совсем
натуральной школы», натуральнее которой быть не может? Почему к каждой школе (и в то же время ни
к одной из них) приложимо название «реалист» (наивные историки литературы пользуются этим
термином как высшей похвалой писателя: «Пушкин был реалистом» – это типичный историко-
литературный шаблон, не считающийся с тем, что при Пушкине и слова этого в его современном
значении не употребляли). Объясняется это всегда противопоставлением новой школы старой, т.е.
заменой старых, заметных, условностей новыми, еще не замечаемыми как литературный шаблон. С
другой стороны, объясняется это тем, что реалистический материал сам по себе не представляет
художественной конструкции, и для оформления его необходимо применение к нему каких-то особых
законов художественного построения, являющихся всегда, с точки зрения реальной действительности,
условностями.
Итак, реалистическая мотивировка имеет источником или наивное доверие, или требование
иллюзии. Это не мешает развиваться фантастической литературе. Если народные сказки и возникают
обычно в народной среде, допускающей реальное существование ведьм и домовых, то продолжают свое
существование уже в качестве некоторой сознательной иллюзии, где мифологическая система или
Сайт создан в системе uCoz