 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
115
На два прибора стол накрыть...
В творительном падеже прилагательных допускалась графическая замена окончания «ым» на «ом»:
Сказал мне юноша, даль указуя перстом.
Я оком стал глядеть, болезненно отверстом.
При рифмовке ударного «о» с ударным «¸» обязательно ставились точки над «е»; при рифмовке же
двух «¸» точки не ставились; например:
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей провед¸т,
Как ныне я, затворник ваш опальной,
Его провел без горя, без забот...
И в то же время:
Сердце в будущем живет,
Настоящее уныло:
Вс¸ мгновенно, вс¸ пройдет;
Что пройдет, то будет мило...
Принцип «зрительной рифмы» допускал возможность равнозначности разных букв, обозначавших
одинаковый (с точки зрения рифмовки) звук. Так, «а» – равнозначно с «я» (рифмы: «баня– няня»), «у»–
«ю» («друг–юг»), «э»–«е»–«Ђ» («поэт–куплет– свЂтъ»), «о–¸» («народ–л¸д»), «ы–и» («уныло–мило»).
Характерно, что эта забота о рифме для глаз касалась исключительно состава гласных. Возможно,
что постоянные графические несоответствия согласных (звонких и глухих в рифмах типа: «друг–мук»,
«свет–след») разбивало зрительное внимание; мы встречаем рифмы типа:
Забав их сторож неотлучный (неотлушный)
Он тут; он видит, равнодушный...
Неточности в рифме встречались в первой половине XIX века редко, обычно в «низших жанрах» или
в дактилических рифмах, которые, между прочим, долгое время сами относимы были к приемам
низших жанров.
В середине века в практике Алексея Толстого рифма потеряла свою точность. На послеударные
гласные внимания особого не обращалось. Стали законны рифмы типа: «победу–обедай», «слышу–
выше» и т.п. В такой свободной форме рифма дошла до эпохи символизма.
Но если до символистов рифма не вполне точная фигурировала наряду с точной, как достаточная,
т.е. были просто понижены требования точности (например, окончательно отброшен принцип
орфографической рифмы), то у символистов отклонения от точности культивировались как
художественный прием нарушения традиции. Началась ломка традиции, «деканонизация» точной
рифмы, экспериментальное стихотворчество, имевшее задачей расширить границы рифмовых созвучий,
определившиеся классической традицией. Стала культивироваться редкая рифма (например,
гипердактилическая, которую до символистов систематически употреблял, кажется, только Полонский).
С другой стороны, наряду с традиционной формой рифмовых созвучий выдвигались другие,
например «ассонансы», «консонансы» (рифма типа: «шелест–холост», т.е. созвучия с несовпадением
ударной гласной), «аллитерации» и т.д.
Опыты символистов предуказали пути рифмы в новых поэтических школах. Маяковский
использовал комическую рифму (каламбуризм) XIX в. и варьировал ее. В результате у него имеем
рифмы типа: «на запад–глаза под (рубрикой)», «итти там–петитом» и т.п. Ср. рифмы Большакова:
«валится–валит сам», «алгебра–палка бра», «достаточно–до ста точно», «по лесу–укололись» и т.д.
Привились введенные символистами (т.е. главным образом Брюсовым) неравносложные рифмы
типа: «убыль (женское окончание)–рубль (мужское окончание)», «вызлить–Дизели», «Горсточка звезд,
гори–ноздри», «выселил–мысли» и т.п.
Разнообразие рифмовки Маяковского и его современников не прошло бесследно. В настоящее