 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
247
занимали во второй половине XIX столетия, то обнаружится, что теперь в первый ряд вы-
двигаются литераторы. Гонорары русских писателей этого времени позволяли им добиваться
вполне обеспеченного существования. В частности, за один печатный лист И.С. Тургенев
получал 400 руб., Л.Н. Толстой (за «Войну и мир») — 300 руб. за лист, П.Д. Боборыкин —
300 руб., А.Н. Островский — 150-175 руб., В.Г. Короленко — 150 руб., М.Е. Салтыков-
Щедрин — 100-125 руб. Для сравнения: Н.И. Костомаров за научные статьи получал 75—80
руб. за лист.* В суммарном отношении среднегодовой достаток писателей того времени
превышал годовое жалованье многих категорий чиновников, врачей, учителей.
* См.: Гонорарные ведомости «Отечественных записок»//Литературное наследство. М.,
1949. Т. 53—54. С. 304.
Особый интерес представляет тот факт, что в абсолютном исчислении литературные
гонорары в России в 70—90-х годах XIX в. были значительно выше, чем в это же время в
Европе, в частности во Франции. Здесь сказалась важная черта развития России, заслу-
живающая специального внимания: рост во второй половине XIX в. массовых учебных
заведений не привел к перепроизводству интеллигенции, которое наблюдалось в тот период
в Европе. Известно, что чисто демократический метод «рекрутирования» новых слоев ин-
теллигенции в большинстве обществ неизбежно создает ее избыток и, следовательно,
ожесточенную конкуренцию. Не обеспеченные постоянной работой деятели искусства часто
влачат жизнь «художественных пролетариев», оказываясь порой в состоянии социальной
изоляции. Нетрадиционные стили жизни, формы общения, одежды, жаргона породили и
новые формы сплочения — богемные кружки, кафе и т.п., явившиеся, как, к примеру,
Латинский квартал в Париже, новой средой творчества и неотрефлектированного
поведения.* Подобное маргинальное существование художников на Западе особенно резко
противостояло традициям среднего класса. В этом — причина того, что понятие богемы на
Западе имело иной смысл, нежели в России. В конце XIX в. феномен богемы приобретает в
российском общественном сознании расширительный смысл и служит для обозначения
художественной элиты.
* Специальному анализу этого явления посвящено фундаментальное исследование:
Krauzer H. Die Bohemie. Stuttgart, 1968.
Возможно, что именно поздняя профессионализация литературного дела в России
обернулась своей положительной стороной. В 70—80-х годах отмечается не
перепроизводство, а, напротив, большой спрос на журнальных работников, а их обеспечение
вполне позволяет жить единственно литературным трудом. Достаточно стабильное
положение занимают и деятели изобразительного искусства. Более низкий статус по
сравнению с перечисленными творческими группами во второй половине XIX в. занимают
артисты драматических театров.
Нараставший разрыв в бытийном и творческом облике художественной среды второй
половины века отразил особые черты русского национального менталитета. Противостояние,
которое в это время ощущалось внутри литературных, театральных и художественных
кругов, было по существу противостоянием позиций подвижничества и артистизма.
Завоевание искусством особого места в общественной жизни России того времени разные
группы художников начали трактовать по-разному. Без преувеличения можно сказать, что
необычно резкое столкновение идей артистизма и подвижничества — едва ли не основная
ось, вокруг которой вращались все творческие побуждения, споры и программы
художественной интеллигенции того времени.
Поначалу кажется необъяснимым, как укрепление чувства самоуважения художника, его
роли в общественном сознании может соседствовать со странным самобичеванием. В 1876 г.
И.Н. Крамской пишет В. В. Стасову: «Да, мы не избалованы, и слава Богу... Плохо тому