 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
158
есть иллюзия, перенесенная в жизнь. Исследуя феномен праздника, А. И. Мазаев отмечает,
что по сравнению с художественным праздничное поведение заходит значительно дальше в
своем осуществлении синтеза непредсказуемых, импровизационных начал. Это выражается в
«особой стихийной эмоциональности праздничного поведения, что в известном смысле
может выступать как особое преимущество этого типа поведения. Вместе с тем праздничное
состояние часто оказывается связанным с этическими аномалиями, что отражается на
праздничном поведении».* Этические сбои могут выразиться в драке, в нарушениях
всевозможных табу, обыденных норм, как, например, в античных праздниках в честь Ди-
ониса или Венеры, и др.
* МазаевА.И. Праздник как социально-художественное явление. М., 1978. С. 170.
Праздник — это идеальный мир, который на время становится реальностью. Все, что
человек может компенсировать, восполнить как недостаток реальной жизни, выплескивается
в стихии праздника. Все небывалое находится под его защитой и покровительством. Это
подтверждают примеры не только праздников античности, но и средневековья, и
Возрождения, нередко демонстрировавших апофеоз грубой чувственности. Праздничному
состоянию не присуща самоирония, взгляд на себя со стороны, он силен стихией неотреф-
лектированного поведения.
Большие возможности для изучения форм игрового поведения человека предоставляет
сфера досуга. Художественные формы досуга открывают простор свободному
волеизъявлению человека. В момент досуга человек не связан никаким принуждением.
Благодаря этому его художественные формы предстают перед нами как культурный
инвентарь особого качества. Цели досуга преимущественно ориентированы на обогащение
палитры ощущений, уход от монотонности жизни. Часто при изучении форм досуга в разных
культурах обнаруживаются парадоксальные формы его проведения, которые не сразу могут
быть поняты с точки зрения истинных или неистинных потребностей человека. Такое
деление часто оказывается относительным. Реализация в досуге новых форм общения и
самовыражения порой содействует раздвижению рамок дозволенного и недозволенного.
Нельзя не заметить, что в репертуарах художественных форм досуга, принятых в разных
культурах, всегда можно встретить крайние, эпатирующие мотивы, связанные с
гипертрофией и абсолютизацией инстинктивных, эротических и других сторон человеческой
психики. Степень приемлемого содержания здесь оказывается шире, чем в остальных сферах
человеческой деятельности, именно в силу доминирования игрового, экспериментального,
несерьезного поведения.
Интенсивное взаимодействие разных культур и цивилизаций приводит к тому, что так
называемый официальный культурный код, регулирующий проявления чувственности,
формы общения мужчин и женщин, быстро размывается, эволюционирует, снижает влияние
социальных норм и правил. Разные модусы чувственности в индивидуальной и социальной
психологии, начиная с середины
XIX в., не столько сменяют друг друга (когда одна норма
возникает вслед за другой), сколько наслаиваются и сосуществуют. Искусство, в свою оче-
редь, также не стремится более к канонизированной трактовке эротических тем, а
демонстрирует в различных художественных направлениях и течениях всю противоречивую
мозаику эротического переживания, в которой игровой момент проявляется со всей силой.
Живая и полнокровная чувственность всегда поддерживала тонус культуры. По этой
причине, исходя из своих потребностей, многие общества отводили поискам возбуждения
специальное время. Одни фазы исторического развития вызывали к жизни гладиаторские
бои, другие — смертельные схватки тореадоров, третьи — грандиозные эстрадные шоу.
Потребность привнести в эротическое переживание игру, разнообразие, фантазию,
непредсказуемость привела в 60— 70-х годах XIX в. во Франции к появлению таких
всемирно известных ночных клубов, как «Мулен Руж», «Фоли Бержер», «Ша нуар». Пока-
зательно, что эволюция степени приемлемости содержания такого досуга простирается от