 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
14
сопоставление понятий «очищение» и «катарсис». Причем последнее понятие используют и
применительно к гимнастике, к науке (познавая вещи, имеющие регулятивное значение в
нашей жизни, мы очищаемся от наносного) и т.п. В целом в античности понятие катарсиса
употребляется в калокагатийном смысле — и в эстетическом, и в психологическом, и в
религиозном.
* См.: Лосев А.Ф., Шестаков В.П. История эстетических категорий. М., 1965. С. 85
Таким образом, понятие катарсиса начало обсуждаться задолго до Аристотеля (384—
322 до н.э.) и прилагалось к восприятию разных видов искусств. Сам же Аристотель
разрабатывал теорию катарсиса как одного из важнейших компонентов искусства трагедии.
Катарсис, по мысли Аристотеля, — это очищение от аффектов через страх и сострадание
трагическому действию.*
* Аристотель. Поэтика. М., 1957. С. 56.
Категория катарсиса отмечена неослабным вниманием эстетической науки, в том числе
новейшей. Когда исследователи размышляют об аристотелевском понятии, то приходят к
выводу, что оно является единым духовным средоточием как эстетического, так и
этического момента. Вместе с тем в природе и процессуальных механизмах катарсиса до сих
пор таится много загадок. Действительно, смертельные схватки, жизненные катастрофы и
потери, трагические развязки и вдруг — чувство очищения и удовлетворения. Размышляя
над этим парадоксом, некоторые ученые подчеркивают важность такого условия
возникновения катарсиса, как ощущение собственной безопасности. С одной стороны, мы
перемещаем себя на место героев, а с другой — мы ни на минуту не забываем, что перед
нами вымышленный мир, художественное произведение, что это все происходит не с нами.
Ощущение себя участником и одновременно зрителем — важная особенность полноценного
художественного переживания и катарсиса.
У Г. Лессинга и более поздних авторов есть идеи о том, что посредством катарсиса
устраняются и сами негативные аффекты, такие, например, как страх. То есть через
переживание катарсиса человек способен укрепить себя и обрести некие новые силы
устойчивости.
Остановимся подробнее на толковании такой центральной категории, как прекрасное.
Как уже отмечалось, среди прочих категорий эстетики прекрасное обладает особым
универсализмом. Знакомые эмоциональные реакции — «прекрасная вещь!», «прекрасное
произведение!» — выступают как первичный отклик на эстетически-позитивное,
представляя собой наиболее общую оценку эстетически привлекательных явлений искусства
и действительности. В этом смысле прекрасное тождественно всему, что предстает как
эстетически выразительное, и служит синонимом понятия художественности. Такого рода
идеи склоняют многих исследователей к мысли, что прекрасное есть единственная
собственно эстетическая категория, а все прочие выступают «категориями-гибридами»,
включающими в себя в равной мере как эстетическое, так и этическое («благородное»,
«трагическое») и даже религиозное («умиротворяющее», «просветляющее») содержание.
Язык и инструментарий эстетики постоянно развивается. К началу XX в. в арсенале
эстетической науки насчитывалось огромное число категорий, значительная часть которых
явилась наследием античности. Итальянский эстетик Б. Кроче, в частности, отнес к их числу
следующие: трагическое, комическое, возвышенное, патетическое, трогательное,
печальное, смешное, меланхолическое, трагикомическое, юмористическое, величественное,
преисполненное достоинства, серьезное, важное, импонирующее, благородное, приличное,
грациозное, привлекательное, пленительное, кокетливое, идиллическое, элегическое, веселое,
насильственное, наивное, жестокое, постыдное, ужасное, отвратительное, страшное,
тошнотворное.* Все ли эти категории имеют эстетическую природу? Думается, нет.