 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
95
науки, в римском мире — государственную организацию как основную форму социального общежития,
в современный период — сформировали универсальное сознание единства человечества. И если греки,
выдающимся представителем которых является Платон, воплощают в себе жизнь и юность культуры, то
современность, олицетворяемая прежде всего И. Кантом, означает зрелость и дифференциацию
культуры, перевес критики над творчеством.
Несомненно, перед нами европоцентристская концепция исторического процесса, поскольку, говоря
об общечеловеческом, В.Виндельбанд имеет в виду прежде всего европейскую традицию. Он с
нескрываемым ужасом пишет об американизации и социальных революциях, в которых усматривает
крушение человеческой культуры. Трагедия современности для него — в существующем противоречии
между гармоничным идеалом античной культуры и специализацией в эпоху научно-технического
прогресса, где перевес интеллектуального знания над гуманитарным приводит к обезличиванию и
деградации культуры, «к смятению и духовному одичанию». Поэтому именно от философии «мы
можем требовать, чтобы она довела до нашего сознания связь определений высших ценностей и
подняла нас из нашего обособленного существования к вершине гуманности. У нас всегда остается
возможность хранить в нашем сознании чистое содержание всей культурной жизни человечества,
идеалы нашей истории и подчинять им жизнь».
Другой крупной фигурой баденской школы был Макс Вебер, один из самых выдающихся мыслителей
нашего столетия. Вслед за В. Виндельбандом, он видел в философии истории прежде всего философию
культуры, но если методология Виндельбанда весьма расплывчата, лишена строгих очертаний, то
веберовские исследования отличаются методологической строгостью и отточенностью категорий. Круг
его научных интересов был необычайно широк: аграрная история Рима и сельскохозяйственные
рабочие Восточной Эльбы, упадок античного мира и средневековые торговые кампании, русская
революция и протестантская этика, логико-методологические исследования и социология религии.
«Величие Макса Вебера как ученого заключается в том, — писал Г. Риккерт, — что он создал такую
науку о культуре, в которой история связана с систематикой и которая поэтому не укладывается ни в
одну из обычных методологических схем; но именно благодаря этому она указывает новые пути
социальному исследованию»*. Действительно, М. Вебера нельзя назвать ни идеалистом, ни
материалистом, его позицию наиболее точно можно было бы охарактеризовать как неокантианский
эмпиризм. Он тщательно избегает в своих исторических исследованиях элементов оценки, особенно
политической, моральной или религиозной. На первый план у него выходит логика истории.
* Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. СПб., 1903. С. 7.
Интересно, что сам М. Вебер, когда его называли философом, с сократовской иронией возражал: «Я в
этом ничего не понимаю». Как отмечает Карл Ясперс, «логическое в философии, что, по мнению Макса
Вебера, и должно быть единственной задачей философии, составляло с его точки зрения, специальную
науку, которой он занимался... Последний смысл бытия ему, как он обычно утверждал, неизвестен.
Следовательно, в его философской экзистенции не было ни пророческой веры, которую надлежало бы
возвещать, ни философской системы, способной дать понятие о мире как опоре, утешении, обозрении и
убежище»*.
* Ясперс К. Речь памяти Макса Вебера. // Макс Вебер. Избранное. М.: Юристъ, 1994. С. 558.
В тех случаях, когда М. Веберу приходилось в исторических исследованиях ставить вопрос о
взаимосвязи различных сторон общественной жизни, он обычно каузально рассматривал
взаимодействия, прослеживал исторические корни, а его объяснения исчерпывались тем, что он
говорил о том, как и почему возникло это взаимодействие, если проследить его генезис. Поэтому
М.Вебер обычно писал не о взаимодействии различных социальных явлений, а об их адекватности друг
другу.
М. Вебер сам охарактеризовал свой метод на страницах «Протестантской этики» следующим
образом: «Я отнюдь не намерен поставить на место односторонне-материалистического каузального
толкования культуры и истории столь же одностороннее спиритуалистическое каузальное их
толкование. И то и другое толкование одинаково возможны, но оба одинаково мало помогают
выяснению исторической истины, когда претендуют на то, чтобы служить не предварительным, а
заключительным этапом исследования».