Navigation bar
  Print document Start Previous page
 80 of 227 
Next page End  

80
В первом случае ситуация принципиально иная: если, например, среди претендентов на власть
оказывается авангард, через великое учение постигший волю самой Истории, то он получает особые, по
сравнению не только с остальными претендентами, но и с самими избирателями права. В самом деле,
может ли партия, лучше знающая высшие интересы народа, чем сам народ, уступать неразумной воли
избирателей, даже если они дружно проголосовали против нее?
Вероятно, ее долг в этом случае состоит в том, чтобы любой ценой заполучить власть и повести народ
к ей одной известной великой цели. Таким образом, мы сталкиваемся с двумя типами политической
легитимности: демократическим, связанным с волеизъявлением избирателей, и идеократическим,
связанным с эзотерикой высшего исторического знания. Не случайно политическая демократия лучше
приживается в странах, переживших Реформацию и потому не склонных за обыденной политической
волей отыскивать знаки высшей исторической воли.
После Реформации Запад резко усилил свое эллинистическое начало за счет иудаистского. В
результате его общественное самосознание базируется на следующих постулатах:
— народ представляет собой простую сумму автономных индивидов;
— нет инстанции, олицетворяющей действительность общего коллективного интереса, последний
представляет собой простую суммy индивидуальных интересов;
— общественная жизнь не имеет ничего общего с традиционной метафизикой, противопоставляющей
эмпирическим явлениям скрытую историческую сущность: история есть не что иное, как длящаяся
повседневность.
Если два первых принципа использовались в старом философском споре между номиналистами и
реалистами, то последний — в полемике бихевиоризма с когнитивизмом. Восторжествовавшая после
Реформации номиналистическая презумпция Запада положила начало разорванности между его
историческим самосознанием и реальной цивилизационной идентичностью. Дело в том, что базе
номиналистического принципа вообще невозможно сформулировать такие относящиеся к
коллективному бытию понятия, как «национальный интерес», «национальная идентичность»,
«национальные цели» и «национальные приоритеты».
Этот феномен превращенного сознания, не отдающего себе отчета в собственных мотивациях,
особенно часто встречается в США — стране, не обремененной большой исторической традицией.
Представители американской общественно-политической науки, равно как и дипломатии, неустанно
подчеркивают, что единственной заботой их страны является соблюдение прав человека во всем мире, а
то, что способно поставить под вопрос приоритеты личности, должно быть пересмотрено и в конечном
счете отброшено.
Под подозрение ставятся такие «архаичные» сущности, как патриотизм, национальный суверенитет,
традиции и, в конечном счете, все культурные ценности, не укладывающиеся в рамки эмпирически
трактуемого индивидуального блага. Идеалом недалекого будущего объявляется мир, понимаемый как
космополитическое гражданское общество, в котором устойчивым групповым признакам любого типа
практически не будет места, и станет господствовать принцип индивидуального самоопределения.
Однако при этом США вовсе не изъявляют стремления к отказу от таких ценностей, как
американский национальный интерес, национальная безопасность и проч. Между самосознанием и
реальной практикой возникает разрыв, спровоцированный психоаналитической репрессией
либерального идеологического сознания, заставляющего прятать от света, загонять в подсознание
реальные коллективные цели.
Однако возникают два сакраментальных вопроса:
а) в самом ли деле западный мир целиком перешел из коллективистской вселенной, основанной на
принципах философского «реализма», в индивидуалистическо-номиналистическую вселенную, в
которой никаким коллективным сущностям нет места?
б) готов ли незападный мир покинуть вселенную великих коллективных сущностей — основу
групповой идентичности в широком смысле слова, — и какую цену за это предстоит уплатить ему
самому и всеми остальному человечеству? 
На первый вопрос в значительной мере ответило когнитивистское направление в социальной
психологии. В отличие от бихевиористов, видящих в обществе сумму индивидов-атомов, когнитивисты
обратили внимание на механизмы идентификации-оппозиции, свойственные нашему сознанию. Наряду
с «Я», человеку свойственно говорить и «Мы» — идентифицировать себя с теми или иными группами.
Сайт создан в системе uCoz