Navigation bar
  Print document Start Previous page
 69 of 227 
Next page End  

69
Вероятно, канонически этот тезис может признаваться спорным и даже небезопасным, но он обладает
«аутентичностью» по меньшей мере по двум критериям: он соответствует современной картине
стохастической Вселенной, в которой происходят детерминистски непредопределенные, не
вытекающие из всей совокупности предшествующих причин события, и интенциям современной
посттрадиционалистской личности, которая, кажется, все же сделала свой выбор — всем
государственным и прочим гарантиям она предпочла свободу.
Так называемый реальный социализм в конечном счете погубило то, что он стал восприниматься
людьми как антипод свободы, как роковое препятствие на пути к ней. Но мы очень упростим и исказим
наше историческое видение, если эту социалистическую несвободу отождествим с традиционалистским
«азиатским» наследием. Социалистическая несвобода — это не столько продукт традиционной
недоразвитости, сколько особого просвещенческого обольщения — обольщения исчерпаемостью
наукорационалистических синтезов и вытекающих отсюда «тотально упорядоченных практик».
В этом смысле свобода — не только беглянка из христианского монастыря, но и из догматическо-
рационалистического университета, этой школы тоталитарных организаторов.
То, что человеку прежнего типа удавалось обретать смысл жизни и истории, доказано богатейшим
духовным опытом человечества. Сегодня вопрос состоит в том, может ли сподобиться такой же
благодати человек новейшей формации? В особенности если он тяжело травмирован опытом
тоталитаризма и потому инстинктивно чурается «великих коллективных сущностей»? Иными словами,
к чему ведет свобода, необлагороженная высоким смыслом? Окажется ли человечество способным на
долговременное существование в условиях такой свободы?
На основании всего вышеизложенного мы можем обозначить по меньшей мере три больших
парадокса, связанных с проблематикой смысла истории.
4.2. Первый парадокс всемирной истории: «от безграничной свободы к безграничному
деспотизму»
Итак, первый парадокс касается человеческой свободы. Опыт великих катастроф XX в., о которых
предупреждал проницательный Ф. Достоевский, свидетельствует, что самоутверждающийся любой
ценой пострелигиозный человек способен предаваться неистовствам разрушения и довершить дело
диалектикой Шигалева: «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом...».
Это, бесспорно, величайшая неудача свободы, но не единственная. Кроме великих катастроф большой
эпической Истории существуют малые катастрофы, связанные с утратой больших коллективных
горизонтов и ведущие к тотальной бесцельности существования. Оказывается, человек может
злоупотреблять свободой по-разному. Свежий человек раннего модерна, еще не растративший сил и
великой самоуверенности, способен пускаться в авантюры, выходящие за пределы любых разумных
норм и границ. Об этом и свидетельствует первая половина XX в. — эпоха пострелигиозного
эсхатологизма.
Но человек может, и об этом свидетельствует опыт позднего модерна, использовать полученную
свободу для того, чтобы умыть руки — отказаться от участия в любой социальной работе, требующей
сколько-нибудь значительных усилий. Во всей культуре позднего модерна (или постмодерна)
чувствуется предельная усталость европейского человека, явно перенапрягшегося в прежнюю
героическую эпоху и теперь предпочитающего игры бесцельного стилизаторства любым формам
настоящей ангажированности.
И тогда «место исторического счастья заступает индивидуальное удовольствие, а личность
становится всего лишь индивидуальностью. Из преисполненного личным смыслом исторического
творящего сообщества получается лишенная историчности масса как совокупность биологических
индивидов. Историческое состояние возвращается в состояние, сходное с природным»*.
* Мюллер М. Смысловые толкования истории. // Философия истории. Антология. М.: Аспект-Пресс, 1994. С. 280.
Для того чтобы сохранять свою жизнь как историческую, т.е. не выпадать из истории, нет иного пути
как путь определенной коллективной идентичности. Только устойчивая идентичность обеспечивает
преемственность бытия и придает социальной жизни характер кумулятивного процесса,
наращивающего свои результаты. При отказе от коллективной идентичности, к чему нас призывает
Сайт создан в системе uCoz