 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
53
порядка» в мировом масштабе, а к неожиданной активизации варварства. «Экономический человек» как
орудие западной экспансии проявил черты откровенного культурофоба и редукциониста,
разрушающего цивилизованные инфраструктуры, связанные с неэкономической «надстройкой». Везде,
где ему было позволено откровенно заявить о себе, он ведет игру на понижение, дискредитирует
высокие духовные мотивации под предлогом их экономической неадекватности, а центры духовного
производства демонтирует под предлогом «нерентабельности». Словом, экономический человек, если и
оказался глобалистом, то скорее нигилистического, редукционистского толка.
В то же время в резерве у Запада и Востока есть одно спасительное средство, способное
обеспечить переход от глобализма редукционистского типа, сокращающего присутствие духовного
фактора в мире, к высокому глобализму, который не посягает на культурное многообразие мира. Речь
идет о возможной и исподволь уже подготавливаемой встрече «доэкономического» человека Востока и
«постэкономического» человека Запада.
Эта встреча снимает конфликт «экономики и антиэкономики». в котором современные либералы
видят источник и смысл мировой исторической динамики. Снимается и трагическая двусмысленность,
разрушительная для бывшего «второго мира» и связанная с тем, что многие постэкономические по
своему характеру структуры дискредитируются и разрушаются под видом «антиэкономических». К ним
относится сформированная за годы социалистической индустриализации система массового
политехнического образования, фундаментальной науки, наукоемких производств, обслуживающих
преимущественно военно-промышленный комплекс, но достойных тем не менее конвертирования в
наукоемкие отрасли гражданского назначения. Словом, необходимо раскрыть заложенные в этой
системе возможности постиндустриального рывка, вместо того чтобы просто демонтировать ее.
Трагический парадокс постсоветской модернизации состоит в том, что она во всех отношениях
представляет игру на понижение, знаменуется не торжеством лучшего и развитого над худшим и менее
развитым, а прямо противоположными эффектами. Наиболее пострадавшими и маргинализированными
оказались самые развитые в профессиональном и социокультурном отношении слои населения. Таким
образом, экономикоцентристская «игра на понижение» не только ознаменовалась реваншем низменных
инстинктов грубой наживы над мотивациями более высокого порядка, но и понижением статуса и
влияния наиболее развитых групп общества.
Что касается так называемых развивающихся стран Востока, то здесь мы в известном смысле в
самом деле имеем дело с доэкономическим человеком. Но не в уничижительном значении варварства и
дикости, а в смысле несовершившейся адаптации богатейшего языка и содержания древних
рафинированных культур к инструментальной практике современного общества, отбирающего угодные
себе формы не по критерию рафинированности, а по критерию практической утилизации.
Но такая неадаптированность вовсе не повод для презрительных оценок и, тем более, для
технократического выкорчевывания. Эпопея культуры, как и эпопея истории, не настолько банальна и
прозрачна для прагматического рассудка, чтобы он заранее мог знать, что в более или менее
отдаленном будущем нам понадобится, а что окажется излишним.
Когда-то, в начале социалистического эксперимента, самым досадным и вызывающим
раздражение качеством казалась привязанность крестьян к земле и желание самостоятельного
хозяйничанья. Технократам марксистской выучки это представлялось нетерпимым мелкобуржуазным
пережитком, препятствующим торжеству крупных форм и организации общества как «единой
фабрики». Но вот теперь оказалось, что только те из бывших социалистических стран, которые не
успели завершить работу по окончательному выкорчевыванию этих мелкобуржуазных пережитков, еще
имеют шанс организовать эффективное фермерское хозяйство, тогда как передовики коллективизации
оказались у разбитого корыта.
3.4. Глобальные проекты глобального мира
Мир сегодня находится накануне великого поворота, связанного с исчерпанием прежних,
пробужденных эпохой модерна, практик и с угрозой глобальной катастрофы. В этих условиях выносить
поспешные вердикты богатейшим культурам Востока за их неприспособленность к модерну — опасная
самонадеянность. Как сказал Ж. Фурастье, традиционный, доэкономический человек жил на земле
многие десятки тысяч лет. Он нередко страдал от голода, холода и других неудобств, но во всяком
случае доказал свою способность на длительное планетарное существование. Человек новой формации,