 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
43
Представим теперь структуру исторического процесса: в основе его лежит субъект-объектный
принцип, когда за действия, инициируемые авангардом, расплачивается молчаливое большинство,
превращенное в безгласный объект. Состоялись ли бы все эпопеи исторического ускорения, если бы
оказалось не на кого перекладывать тяготы этой «игры с нулевой суммой»?
Разумеется, нет. Темпы роста снижались по мере превращения крестьянства из большинства в
меньшинство: стало не на кого перекладывать тяготы индустриализации. Первоначальное накопление
на Западе стало возможным лишь после великих географических открытий и колонизации, когда в
объект стал превращаться весь незападный мир. Маркс определял капиталистические издержки
производства формулой: C+V, где С — стоимость сырья и оборудования, V — цена рабочей силы.
Эта формула учитывает только издержки субъекта: оборудование и сырье надо купить на рынке
у суверенных владельцев соответствующего товара, рабочую силу — тоже. Но есть и безгласный
объект, издержки которого не оплачиваются: это разрушаемая природа. Если бы стоимость возмещения
издержек природы вошла в цену товаров, массовое производство, как и массовое потребление, вряд ли
было бы возможно.
Аналогичную формулу издержек можно было бы предложить и для исторического
«производства» нового общества. Здесь тоже есть свой безгласный объект, потери которого не
принимаются во внимание и не оплачиваются реформаторами. Пора задаться вопросом: что будет
происходить с историческим процессом, когда социальная масса, соглашающаяся выступать в роли
безгласного объекта станет непрерывно сокращаться?
Мы видим, что в историческом процессе не обнаруживается тенденции к преодолению
запретного характера. С одной стороны, разрушение традиционной веры и обычаев усиливает
историческое нетерпение масс. С другой — падает их способность выносить издержки прогресса,
соглашаясь со статусом объекта, Будущей формационной теории предстоит ответить на трудные
вопросы:
1. Будет ли преодолена психология исторического нетерпения и какими средствами этого можно
было бы достичь? По-видимому, речь пойдет о судьбах процесса секуляризации: можно ли обратить его
вспять с помощью какой-то новой духовной реформации, возвращающей человечеству способность
жить в долговременной перспективе, в противоположность нынешней безответственной «морали
успеха».
2. Если процесс секуляризации стал необратимым, то как прореагируют новые и старые объекты
прогресса на приглашение стать очередной жертвой? Эпохальные сдвиги до сих пор совершали потому,
что люди не разгадали мефистофелевское коварство прогресса: необходимость расплаты за ускорение
машины времени.
Сегодня формируются два новых типа знания, альтернативные завоевательной идеологии
прогресса: экологическое знание, предостерегающее относительно экологических издержек прогресса,
и историософское знание, предостерегающее от социальных издержек. Эти типы знания озвучивают
проблемы до недавнего времени безгласных объектов, разрушаемых в ходе модернизаций. Первым
таким объектом выступает природная среда, терпящая невосполнимые убытки, вторым —
социокультурная среда — маргинальное большинство мира, на счет которого авангарды списывают все
убытки.
В механике идея вечного двигателя была развенчана 300 лет назад. Но метафизика прогресса до
последнего времени полагала. что он чудодейственным образом подзаряжается от какого-то вечного
двигателя. И только теперь наступает прозрение: оказалось, что ни природная, ни социокультурная
среда больше не в состоянии выносить возрастающих нагрузок прогресса.
В частности, вопрос стоит так: будут ли и впредь возможны скачки исторических ускорений,
если станет ясно, что отныне издержки предстоит нести всем — избранных любимцев истории не
будет? Если и в национальном масштабе и в масштабе планеты «молчаливое большинство» перестанет
играть роль терпеливого объекта — среды, куда сбрасывается энтропия прогресса, то не утратят ли
авантюры историцизма всякий смысл? Это означало бы, что сутью грядущего формационного сдвига
стал бы конец модерна — возвращение человечества к стабильному способу производства, делающему
бессмысленной индивидуалистическую «революцию притязаний».
Западная цивилизация некогда объявила миру, что она в отличие от всех других изобрела
принципиально новый способ производства богатства, ничего общего не имеющий с прежними
перераспределительно-завоевательными способами. Западный предприниматель получает прибыль не