 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
20
теперь становится очевидным, что своей стабильностью Запад обязан добуржуазным, доэкономическим
предпосылкам своей средневековой культуры, снабдившей его архетипами законопослушного
поведения. Экономический человек существует в цивильных формах до тех пор, пока существуют
внеэкономические мотивы его социального поведения. Когда же он начинает ориентироваться на
прибыль в чистом виде, то очень скоро обнаруживает, какой выгодной является продуктивная
экономика по сравнению с манипуляциями в сфере фиктивного капитала, с криминальными аферами. С
момента этого «открытия» возврат к нормальному предпринимательству классического продуктивного
типа становится невозможным. Социализация предпринимательской среды нового типа происходит в
условиях полного демонтажа прежней социокультурной базы, питающей классическое
предпринимательство и сообщающей ему цивилизованный характер.
Сегодня экономико-центричному либерализму приходится во имя последовательности делать
весьма рискованные выводы. Такой риск взял на себя, в частности, Жак Аттали — бывший директор
Европейского Банка Реконструкции и Развития — адепт «открытого общества» и теоретик
мандиализма. Единый мир без границ, — пишет он в книге «Линии горизонта» — открывается после
того, как борьба между антиэкономикой и экономикой завершается полной победой последней. Мир
теряет свою архаическую многокачественность и становится тотально однородным; и лишь в таком
гомогенном пространстве может восторжествовать «эра денег» — всеобщего эквивалента, не знающего
различий высшего и низшего, морального и аморального, аутентичного и неаутентичного*.
* Attali J. Ligues d'horizon. Paris, 1990.
Таким образом, современный постмодернизм получает свое воплощение в экономическом
человеке как таковом, избавленном от всех «искажающих» примесей морали и культуры. Новый
экономический человек, обладающий мондиалистским кругозором, т.е. связанный с мировым
финансовым капиталом, тем отличается от старого, что уже постиг люциферову тайну, недоступную
для местного населения: он знает, что мировые финансовые структуры росчерком пера могут
перечеркнуть муравьиный труд и сбережения десятков миллионов людей, обессмыслить усердие
множества поколений. Он убежден в окончательном устарении всех моральных добродетелей: знает,
что головокружительные карьеры достигаются не талантом и трудом, а круговой порукой и
благожелательностью «крестных отцов», что победу в сражениях обеспечивает не доблесть солдат и
талант полководца, а решения тех, для кого победа данной стороны рентабельна.
Речь идет не больше не меньше как о тотальном обесценивании и обессмысливании всех
известных человеческих мотиваций, кроме экономической. В современном мире повсеместно
ощущается масштабное контрнаступление избавленной от всех пережитков экономической среды на
среду социальную и культурную. Отступает социальное государство, оставляя миллионы социально
незащищенных; снижаются инвестиции в науку, культуру и образование, ибо, как оказалось,
финансовые спекуляции и подпольные инициативы дают несравненно более быстрый и ощутимый
эффект. Либералы могут утешать себя тем, что это они победили социалистическую идеологию и
мировой коммунизм, одновременно потеснив экологистов, «зеленых», альтернативистов и проч. На
самом же деле победу одержал экономический человек, открывший для себя, что самая эффективная
стратегия — это игра на понижение, реабилитация темных страстей и инстинктов, призыв «не
стесняться».
Потерпели поражение те, кто звали идти трудными дорогами восхождения от инстинкта к
морали, от первичных потребностей к более высоким. Потребительский человек — этот enfant
terrible
западной цивилизации — капризно отверг наставников высокого, обратившись к либералам нового
толка, к тем, кто реабилитирует низменное, утверждая, что алхимия рынка превращает его в чистое
золото прибыли.
Все выше сказанное заставляет заново пересмотреть наработки теории всеобщего духовного
производства. Созданная в рамках этой теории концепция постиндустриального общества
экономически реабилитировала науку, культуру и образование посредством выкладок, показывающих,
что инвестиции в эти сферы в конечном счете более перспективны, чем вложения в промышленность, и
что основой общественного богатства сегодня является не столько труд непосредственно занятых в
производстве, сколько творческая инновационная деятельность создателей принципиально новых
технологий, материалов, организационно-управленческих схем деятельности. Эта философия светского
постиндустриализма, оперирующая понятными для предпринимательской среды эгоистическими