 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
131
замыкает русскую философию истории в партикуляризме. Напротив, через исторические судьбы
человечества русские мыслители, за редким исключением, «ищут именно цельности синтетического
единства всех сторон реальности, всех движений человеческого духа»*.
* См.: Зеньковский В.В. История русской философии. В 2 т. Л., 1991. Т.1. Ч. 1. С. 16-17.
Лишь в последнее время обозначился интерес к русской философии, в которой, кстати сказать,
акцентировались преимущественно ее религиозные мотивы, что, несомненно, свидетельствует об
односторонности ее оценки. Это отмечает и известный американский русист А. Валицкий: «Попытки
свести всю историю русской философии к религиозно-православному руслу могут только
компрометировать чрезвычайно важное и нужное дело возрождения ее места в русской культуре и
обеспечения ее развития в будущем»*.
* Валицкий А. По поводу «русской идеи» в русской философии // Вопросы философии. 1994. ¹ 11.
Несмотря на пробудившийся интерес к отечественной философии, философия истории и сегодня
остается мало исследованной областью. К сожалению, русская философия истории оказалась забытой и
отторгнутой от культуры и общественной мысли в советский период вследствие абсолютизации
исторического материализма как единственно научной философии истории. Русская историософия,
включая взгляды на развитие истории революционных демократов, которые, согласно ленинской
оценке, «вплотную подошли к диалектическому материализму и остановились перед историческим
материализмом», тенденциозно искажалась или попросту игнорировалась.
Между тем, уже с того момента, как в России пробуждается философское миросозерцание, оно
развивается под знаком напряженного интереса к вопросам о смысле, начале и конце истории, о
всеобщих началах человеческой культуры, об исторической миссии сначала Святой Руси, позже
Великой России в мировом историческом процессе. Как отмечает С.Л. Франк, вполне солидаризируясь
в этом отношении с Зеньковским, «философия истории и социальная философия... — вот главные темы
русской философии. Самое значительное и оригинальное, созданное русскими мыслителями, относится
к этой области»*.
* Франк С.Л. Сущность и ведущие мотивы русской философии // Философские науки. 1990. С. 86.
Однако наряду с такими оценками еще бытует снисходительное отношение как к русской
философии, так и к философии истории в частности. Последней нередко вменяется в вину, что она не
оригинальна, так как выросла из западноевропейской, что она слишком «утилитарна», так как
сосредоточена на осмыслении проблем исторического развития России, что в ней, якобы, нет места
проблемам исторического познания, т.е. исторической эпистемологии. Эти суждения вызывают
решительное несогласие. Философско-историческая мысль России действительно развивалась в
общеевропейской парадигме, но решая проблемы российского исторического бытия в его связи с
мировым историческим процессом, она раскрывала его новые ракурсы и проблемные лакуны. И в этой
сфере она была и самостоятельна и оригинальна.
В отличие от европейской, русская философско-историческая мысль, действительно, никогда не была
«чистым познанием», бесстрастным теоретическим постижением истины. Вопрос об истине для нее
всегда выступал в специфическом виде — не только в смысле теоретической адекватности образа
действительности, но и в соотнесении с категорией «правда», несущей в себе большой нравственный
потенциал. Эта черта связана с «конкретным интуитивизмом русской философии» (Франк), с
постоянными поисками нравственной правоты исторического бытия, с желанием не только понять мир,
но и преобразовать его в соответствии со всеобщими принципами не только сущего, но и должного, как
наиболее предпочтительной альтернативы исторического веера возможностей. Поэтому оценивать
русскую философию истории следует именно в этом контексте, т.е. в неразрывной связи с духовными
традициями России. Без учета их специфики вряд ли возможно определить научную значимость и
ценность разрабатываемых в ее рамках идей.
Что же касается упрека в отсутствии исторической эпистемологии, то и он несправедлив: круг
историософских проблем русской философии истории охватывал как интерпретацию исторического
процесса, так и методологию истории. Предпочтение, в самом деле, отдавалось первой, но интерес к
историческому процессу вовсе не вытеснял вопроса, «как возможно историческое знание».
Традиционно этот вопрос был в компетенции так называемой историки. Однако с середины XIX в.,