 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
30
постановлений государя действовало правило, обратное тому, какое определяло соотношение действия
разновременных законов: позднейшие повеления первенствовали перед более ранними.
С установлением единоличной власти (монархии) в римском публично-правовом порядке к государю
переходили функции и полномочия главы государства. В качестве такового единственно монарх уже
обладал правом предоставления римского гражданства, а также полномочиями по установлению
организации провинций, т.е. административно-территориального деления империи, порядка управления
вновь образуемыми территориальными единицами, городами и т.д.
Монарх обладал высшей административной (правительственной) властью в государстве. Он мог
издавать распоряжения, обязательные для всех должностных лиц (хотя они всегда должны быть
персональными, а не всеобщими по содержанию — последнее в традиции римского права могло
определяться только установлениями в форме законов о содержании деятельности и полномочиях того
либо другого должностного лица). Он председательствовал в Сенате или аналогичном ему
государственном учреждении (совете). Он обладал всеми полномочиями и обязанностями по охране
правопорядка на основе законов, даже тех, от действия которых сам был изъят. Как бы заменяя прежние
покровительственные для граждан полномочия трибунов, государь имел право предоставлять убежище
(даже в нарушение законов собственного государства) гражданину или любому иному лицу, мог давать
право обжаловать любое решение других должностных лиц.
Монарх обладал и широким кругом судебных полномочий. Он имел право на осуществление личного
правосудия в общих рамках права и закона в порядке экстраординарного судопроизводства или
поданной на его имя апелляции (см. ниже, IV.4). Признавалось, что в выборе формы уголовного
наказания монарх свободен от точного следования правовым правилам. Монарх обладал совершенным
правом помилования, причем выраженное в общем виде такое повеление должно было трактоваться в
наиболее благосклонном для обвиненного направлении. Тем самым в скрытой форме подразумевалось
право монарха вообще отступать в своем правоприменении от прямых предписаний законов.
Исключительность публично-правового положения монарха (на основе сосредоточения в его власти
широкого круга государственных функций и прав, прежде разделенных между разными учреждениями
и институтами) оформилась и в дополнительных, исключительных правах-прерогативах монарха,
которыми ни по отдельности, ни в совокупности не характеризовались полномочия республиканских и
традиционных органов власти. Личность государя была изъята из-под действия законов и права.
Собственность императора не подлежала регулированию традиционным частным правом и имела
привилегированный статус как в отношении ее охраны, так и в отношении возможных претензий со
стороны третьих лиц. Преступления, совершенные против личности и власти монарха, рассматривались
как посягательства на власть всего римского народа, как преступления против сообщества в целом,
образуя специфическую категорию (laesae majestatis). Традиция предписывала исходить из презумпции
благости действий государя в сомнительных случаях, их подзаконности и непротивоправности; все
обвинения в адрес монарха по этому поводу должны были доказываться выдвигавшими их лицами, т.е.
действия монарха в том числе не подлежали правовому удостоверению. Это последнее требование
было, по существу, важнейшей гарантией правительственной деятельности монарха в качестве главы
государства.
II.5. Магистратуры (должностные лица)
(II.5.1) Понятие и система магистратур.
Другим видом реализации государственной власти от имени и во благо римского народа была
деятельность должностных лиц —
магистратов (magistratus, деятель). Магистрат, в традиции
римского публично-правового порядка, это не чиновник, не служащий, названный для выполнения
определенных функций, а частица римского народа, носитель его прав и величия. Из такого понимания
смысла магистратской деятельности вытекало и содержание власти и полномочий магистратов: они
считались как бы переданными им народом, были своего рода частицей отчужденного суверенитета
римского народа. Другое своеобразие власти и полномочий всех магистратов
выражалось в том, что
такой условно переданный суверенитет не мог не быть универсальным в отношении исполнения
публично-правовых функций, т.е. магистраты могли различаться по уровню применения своих
полномочий, по большему или меньшему содержанию своей власти, но все они не были
специализированными (например, одним — военные дела, другим — администрация, третьим — суд и
т.д.), а каждый обладал частицей совокупной государственной власти.