 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
20
чтобы заметить замечательную приспособленность целевых причин, люди пребывают еще в неведении
относительно изначального верховного Творца и бесконечно совершенного духа, который своей
всемогущей волей внес порядок в устройство природы. Столь величественная идея слишком превышает
их ограниченные представления, которым недоступны ни наблюдения над великолепием природы, ни
понимание величия Творца. Боги политеистов нисколько не лучше эльфов или фей наших предков и так
же мало заслуживают благочестивого поклонения или почитания. «Мнимая религиозность
политеистов» представляет собой род суеверного атеизма, поскольку они не признают никакой
сущности, которая соответствовала бы нашей идее божества: ни духа или мысли в качестве
первоначала, ни высшей власти и управления, ни божественных предначертаний или божественной
целесообразности во Вселенной. В политеизме каждая стихия подчинена отдельной невидимой силе,
сфера деятельности каждого бога отделена от сферы деятельности других. Идолопоклонники
(политеисты), разделив сферы деятельности своих божеств, обращаются к тому невидимому агенту,
который ведает данной сферой. Эту мысль Юм иллюстрирует примерами из древнеримской религии:
Юнону призывают во время бракосочетания, Люцину – при рождении, Нептун выслушивает молитвы
моряков, а Марс – моления воинов, земледелец обрабатывает свое поле под покровительством Цереры,
а купец признает над собой власть Меркурия.
Юм формулирует общие принципы политеизма, имеющие свое основание в человеческой природе
и совпадающие у народов разных эпох и стран [2–5. С. 195–196]. Причины, вызывающие счастье и
несчастье, очень мало известны и весьма неустойчивы; это вызывает у людей тревожную заботу о
собственной судьбе и стремление составить какую-нибудь идею об этих причинах.
Антропоморфизирующая способность обусловливает появление представлений о разумных,
обладающих волей агентах, подобных человеку и лишь несколько превосходящих его по силе и
мудрости. Происходит разнообразное распределение и разделение их власти, в силу чего возникает
аллегория. Обожествляются смертные люди, выдающиеся по силе, храбрости или уму, возникает культ
героев, а вместе с тем смешанные с легендами истории о них – мифологическая традиция во всех ее
произвольных и необъяснимых формах. А так как невидимый духовный разум – слишком утонченный
объект для обыденного понимания, то люди соединяют его с какими-нибудь чувственными
представлениями, например, с наиболее бросающимися в глаза явлениями природы или же со статуями,
изображениями и картинами, при помощи которых более утонченный век олицетворяет своих богов.
Юм ставит вопрос о происхождении религии в форме политеизма – «этой первобытной религии
невежественного человечества» и дает ответ на этот вопрос. Разнообразие и противоречивость событий
человеческой жизни неизбежно приводили к политеизму. Бури и грозы разрушают то, что произрастает
благодаря солнцу; солнце уничтожает то, что питается влагой рос и дождей. Война может сложиться
благоприятно для народа, страдающего от голода вследствие неблагоприятной погоды. Болезни и мор
могут опустошить целое царство, утопавшее в изобилии. Одному и тому же народу в одно и то же
время может сопутствовать успех на море и неуспех на суше, а народ, одержавший верх над своими
врагами, вскоре может оказаться вынужденным сложить перед ними оружие. Повсюду переплетены и
смешаны добро и зло, счастье и несчастье, мудрость и глупость, добродетель и порок; нет ничего
чистого и безусловно ценного. Все преимущества сопровождаются недостатками, всеобщее возмездие
господствует при всех условиях жизни и существования. Самый блестящий ум граничит с
помешательством; высшие проявления радости порождают глубочайшую меланхолию; наиболее
упоительные наслаждения сопровождаются крайней усталостью и отвращением; наиболее
обольстительные надежды уступают место серьезнейшим разочарованиям [2–5. С. 440–441 ]. Мир, в
котором мы обитаем, представляет собой как бы огромный театр; подлинные причины происходящего в
нем от нас совершенно скрыты, и у нас нет ни достаточного знания, чтобы предвидеть те бедствия,
которые беспрестанно нам угрожают, ни достаточной силы, чтобы предупредить их. «Мы непрестанно
балансируем, – замечает Юм, – между жизнью и смертью, здоровьем и болезнью, изобилием и нуждою
– все это распределяется между людьми тайными, неведомыми причинами, действие которых часто
бывает неожиданным и всегда – необъяснимым. И вот эти-то неведомые причины становятся
постоянным предметом наших надежд и страхов; и если наши аффекты находятся в постоянном
возбуждении благодаря тревожному ожиданию грядущих событий, то и воображение наше также
действует, создавая представления об указанных силах, от которых мы находимся, в столь полной
зависимости» [2–5. С. 380]. Чем больше образ жизни человека зависит от случайностей, тем сильнее он
предается суеверию. Поскольку вся человеческая жизнь находится во власти неожиданных
случайностей, в эпоху варварства повсюду господствует суеверие, заставляющее людей выяснять те
невидимые силы, которые якобы распоряжаются их счастьем или невзгодами.