 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
113
Наличие множества равноправных (при этом иногда взаимоисключающих!) толкований М. Эпштейн
связывает в основном с исторической жизнью литературного произведения: «Интерпретация <...> –
толкование смысла произведения в определенной культурно-исторической ситуации его прочтения»;
«интерпретации доступна только личностная истина, укорененная во времени». В связи с этим
возникают два вопроса. Первый: как быть, когда разные и противоречащие друг другу толкования
«укоренены» в одном и том же времени, возникают практически одновременно? Например, толкование
«Героя нашего времени» Белинским, Герценом, Булгариным, Николаем I; «Отцов и детей» –
Антоновичем, Писаревым, Катковым, самим Тургеневым; «Грозы» – Писаревым и Добролюбовым и
т.п. На основании концепции М. Эпштейна невозможно не только ответить на вопрос, кто в этих
случаях прав, кто глубже и точнее понял смысл произведения, – в его теории такой вопрос вообще
может представиться «некорректным». Мало того, невозможно даже и понять, как могли возникнуть
столь разные интерпретации, коль скоро они принадлежат одной и той же «культурно-исторической
ситуации прочтения».
Второй неизбежный вопрос, который вызывает концепция М. Эпштейна: как соотнести между собой
с точки зрения адекватности, истинности разновременные прочтения произведения? Эта проблема в
статье тоже обойдена и, думается, не случайно.
Акцентируя внимание на исторической изменчивости интерпретаций, М. Эпштейн на первый план
выдвигает момент своего прочтения, новизны интепретации, открывающей в произведении новые
пласты смысла. Но ведь у медали две стороны: какие-то смыслы прочтение открывает, а какие-то,
бывает, и наоборот, и сомнение, высказанное современным искусствоведом Е. Сергеевым по поводу
некоторых творчески-образных интерпретаций, выглядит вполне обоснованным: «<...> трудно
определить, чем вызваны отклонения от первоисточника – желанием переосмыслить и дополнить, либо
неумением осмыслить и сохранить? <...> что перед тобой – вынесенное на общий суд собственное
видение или публичное признание в непонимании глубины первоисточника?»*.
___________________
*
Сергеев Е Перевод с оригинала. М, 1980. С. 29.
Это одно соображение, а есть и другое. Очевидно, наряду с моментом исторической изменчивости
интерпретаций следует учитывать и момент их исторической стабильности. Думается, что любым
поколением читателей «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева воспринимается и будет
восприниматься как гневный протест против крепостничества, «Борис Годунов» Пушкина – как
трагедия совести, «История одного города» Щедрина как сатира на произвол самодержавия и
историческую пассивность народа и т.д. Совершенно правильно писал по этому поводу М.Б.
Храпченко: «Восприятие художественных произведений, будучи индивидуально-конкретным, имеет у
определенных групп читателей свои общие черты. И чем крупнее литературное явление, тем больше
людей оно увлекает, сближая их, вызывая у них сходные чувства и мысли»*.
___________________
* Храпченко М.Б. Собр. соч.: В 4 т. М., 1981. Т. 3. С. 239.
О необходимости сохранять знание, добытое историческим опытом предшествующих
интерпретаций, хорошо сказал П.А. Николаев: «Важно <...> чтобы новые трактовки не порождали
отказа от исторически апробированных истин, от тех положений, которые являются фундаментальными
для наших представлений о социальных, нравственных, этических ценностях прошлого»*.
___________________
* Николаев ПА. Новые импульсы, новые рубежи // Вопросы литературы. 1981. ¹ 7. С 44.
Теория множественности интерпретаций была подвергнута обстоятельной и концептуальной
критике еще в 20-е годы, применительно к работам А.А. Потебни и его школы, и сделал это
замечательный теоретик и историк литературы А.П. Скафтымов в статье «К вопросу о соотношении
теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы».
Центральным для концепции ученого представляется следующее положение: «Смена мнений о