 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
94
значит – соответствовать принципу «у-вэй» –
недеяния. В связи с этим ведущим принципом
политической жизни является не технологический, а этический. Включение в действие определенных
технологий, удаляющих реальную политику от принципа «у-вэй» и делающих ее производством
искусственности, связано с отступлениями от отцовской любви сверху и от сыновьей почтительности –
снизу. Можно, таким образом, предложить формулу, устанавливающую величину технологии насилия
(не обязательно физического, но и насилия над сознанием в виде «промывания мозгов»):
Технология насилия = этичное политическое поведение - реальное политическое поведение.
Чем больше отличается реальное политическое поведение от этичного, тем выше уровень насилия.
Мораль, сочетающая принципы «отцовства» и «сыновства», исключает насилие. Но как только
правители и подданные отступают от нее, применение технологий насилия делается неизбежным. В
Европе стало стереотипом говорить о «деспотиях Востока». Но мало кто удосужился обратить
внимание на парадокс: в этих самых деспотиях эндогенный* геноцид (направленный против
собственного народа) был невозможен. Если правитель рассматривает подданых в парадигме
«отцовства», он может быть гневливым и даже жестоким, но он не может относиться к народу как к
простому механическому материалу, который можно выбраковывать, переплавлять в новые формы или
просто переламывать, если он признан негодным. Вот почему тоталитаризм, невозможный в рамках
восточного традиционализма, оказался возможен в эпоху модернизаций, когда отцовская забота и
благоговение перед жизнью сменились технологическим отношением к обществу как механическому
агрегату, который можно переделывать по новым чертежам.
* Эндогенный –
внутренний, внутренне обусловленный (в противоположность экзогенному – вызванному внешними
влияниями).
В Древнем Китае власть осуществлялась на основе конфуцианской концепции ли, означающей
единство этики и ритуала. Эта концепция исходит из того, что в области морали личные творческие
импровизации всегда оказываются сомнительными: мораль исключает гордыню личного творчества,
которой обуреваем европейский человек, стремящийся к идеалу сверхчеловека (супермена). Ритуал
закрепляет в множестве писаных и неписаных правил эталоны должного поведения, демонстрируемые в
специальных обрядах. Обрядовые функции возлагались не только на правителей, но на всех
выступающих в «отцовской» роли – всех глав семей и патронимии*, приобщающих своих подданых и
домочадцев к образцам должного поведения.
* Патронимия
– община родственников вместе с работниками и слугами, выступающая как хозяйственная единица,
ответственная в фискальном отношении.
Таким образом, принцип «отцовства» пронизывает все формальные и неформальные явления власти,
делающие
общество управляемым, а поведение – предсказуемым. Все главы семейств выступают
своего рода соучредителями всепроникающих институтов отцовской власти. Младшим, для того чтобы
приобщиться к ней, необходимо не соперничать с отцами, а просто набраться терпения и подождать,
когда сами станут отцами, и поскольку это ожидание предстоит им не в роли отторгнутых или
презираемых маргиналов, а в роли пестуемых сыновей, то оно не является таким тягостным, как это
может показаться со стороны. В восточном обществе по-своему действует принцип не либерального
государства, «умывающего руки» во всех тех случаях, когда речь не идет о каких-то эксцессах, а
социального государства, не стесняющегося отцовской заботы. Здесь нет деления на своих и чужих, а
есть лишь деление на старших и младших. Эта отцовская сентиментальность власти, которой до всего
есть дело, может показаться весьма обременительной для людей, тяготящихся любой опекой и
предпочитающих рассчитывать только на собственные силы.
Вопрос в том, каков процент таких людей в обществе? Принадлежат ли они к меньшинству или к
большинству? И каковы их моральные практики: какова та цена, которую предстоит уплатить обществу
в случае предоставления им полной свободы?
Если предположить, что социально самостоятельных, способных полагаться только на свои силы в
обществе окажется меньшинство, то как быть? Пожертвовать интересами большинства во имя свободы
меньшинства? Как известно, некоторые российские демократы не только изъявляют свою готовность на
это, но даже не останавливаются перед тем, чтобы объявить неприспособленное к «свободному рынку»
большинство обреченным на постепенное вымирание. Ясно, что такое отношение к презираемому