 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
60
1789 году – А.П.) имели дело с целыми народами, тогда как американский Союз – с отдельными
личностями. Сила, которой он обладает, не взята взаймы, но присуща ему самому»*. То, что Токвиль
отметил на примере государств, порожденных французской и американской революциями, вполне
применимо и к большевистской модели в России. Здесь власть полнее, чем где бы то ни было,
упразднила все промежуточные инстанции, отделяющие и укрывающие индивидов от ее импульсов и ее
надзора и присваивающие часть политического суверенитета. «Местные» индивиды внезапно
почувствовали себя свободными от местных ограничений – «национализированными», подобно
национализированным средствам производства и средствам общения. В этом и заключается парадокс
революционных эпох, насаждающих иллюзию безграничной свободы в самый момент безграничного
подчинения граждан единой центральной власти.
* Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1992.. С. 133.
Напрашивается вопрос: почему люди жертвуют естественным разнообразием гражданского
общества и полнокровием горизонтальных социальных связей в пользу деспотической и абстрактной
вертикали – связи со всемогущим государственным центром? Во-первых, речь идет о надеждах
маленьких людей, не имевших привилегий и тяготившихся местными ограничениями. Во-вторых, – о
своеобразном конфликте времени и пространства. Революционный централизм поглощает и
уничтожает пространство (региональное многообразие), соблазняя людей великим историческим
проектом нового общества и новой эпохи. Можно заключить, что прежний тип гражданского общества
порожден культурно насыщенным, разнообразным пространством; новый тип – культурно
обесцененным, унифицированным временем-проектом единого светлого будущего.
Сегодня интегративная функция государства как носителя унифицированного исторического проекта
неожиданно натолкнулась на новые препятствия. Современные люди испытывают значительно меньше
склонности жертвовать своей культурной памятью и этнорегиональным разнообразием в пользу
единого исторического проекта. Возможно, это связано с известным разочарованием в идее прогресса:
опыт XX века убедил многих в том, что будущее, которым соблазняют революционеры и реформаторы,
может быть значительно хуже «проклятого прошлого». Люди все больше предпочитают сохранять свою
этническую, культурную, региональную идентичность и такие сопутствующие ей ценности, как
устойчивость и многообразие. В своих крайних формах эта тенденция способна угрожать
существованию культурных (в особенности многонациональных) государств неожиданной
активизацией племенной розни, архаизацией общественных отношений, теряющих большой
цивилизационный горизонт.
Проблема, таким образом, состоит в том, как объединить ценности нового гражданского
универсализма с ценностями территориально-культурного разнообразия и идентичности.
На решение этой проблемы и нацелены современные теории федерального государства. В частности,
особую популярность в Западной Европе и в Северной Америке получила теория дуалистического
федерализма. Она предполагает четкое разграничение вопросов, находящихся в исключительном
ведении федерального центра, и вопросов, отдаваемых на откуп субъектам федерации – региональным
властям. В ведение федеральной власти, как правило, передаются вопросы обороны и внешней
политики, социального законодательства и гражданских прав, денежной эмиссии и определения
«приоритетов роста». В последние годы позиции завоевывает теория кооперативного федерализма,
предусматривающая деловое взаимоответственное партнерство федерального центра и региональных
субъектов федерации, осуществление совместных программ социально-экономического и культурного
развития.
Максима нового федерализма формулируется примерно так: в ведении центра не должно оставаться
никаких вопросов, которые могут эффективно решаться на уровне субъектов федерации; последние не
должны уклоняться от сотрудничества с центром в тех вопросах, где он может быть эффективным
партнером; должны существовать общенациональные задачи и приоритеты, находящиеся в
исключительном ведении федерального центра. Такая система наряду с разграничением полномочий
центра и регионов (земель) предусматривает их состязательность или конкурирующую компетенцию.
Эта тенденция как бы заново реабилитирует старый принцип пространственно разнообразного
гражданского общества и вместо единого, унитарного «исторического проекта» порождает конкурс
новационных проектов.
Следующей функцией политической системы является мобилизация социальных ресурсов. Как
заметил французский политолог А. Турен, накопление и концентрация национальных ресурсов есть