 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
55
Политический класс – корпорация профессионалов, монополизировавших политические решения и
творчество, измеряет эффективность своих проектов одним главным критерием: сохранением
политической стабильности, признаком которой как раз и является отсутствие массовой
внепарламентской активности – т. е. активности, не контролируемой профессионалами, повязанными
взаимными обязательствами и конвенциями. Не случайно «непарламентская оппозиция» стала бранным
словом в лексике современного парламентаризма. Оно отражает и застарелый страх перед народными
стихиями у тех, кто почувствовал свою приобщенность к господам мира сего, и снобистское презрение
представителей профессиональной политической «эзотерики»* к наивным правдоискателям, не
прошедшим школу политического соглашательства и прагматизма. Для профессионалов политика
означает не просто представительство и защиту тех или иных интересов, а преобразование требований в
такие решения, которые бы вписывались в наличную политическую систему и не нарушали конвенцию
политических нобилей** – носителей «статус кво».
* Эзотерический – тайный, предназначенный для посвященных.
** Нобили (от фр. Noblesse) – благородное сословие, дворянство; в современном политическом лексиконе – то же самое,
что истеблишмент – правящие круги общества.
Если политика – это игра, то надо отметить, что к участию в ней приглашаются лишь те, у кого есть
средства платить. Кредитоспособность в политике не следует понимать в буквальном финансовом
смысле. Игрок кредитоспособен и может быть принят в клуб профессиональных политических игроков,
если он держит в своих руках определенную долю властных ресурсов: либо личное влияние на
провинциальные политические элиты, либо связи с влиятельными финансовыми кругами, либо
возможности влияния на средства массовой информации и пр. Как пишет Ю. Каганов, «после октября
1993 года в России агент может получить специальное значение «политик» только в форме кооптации
через круговую поруку взаимного признания между профессиональными политиками»*. Таким
образом, системно-представительская демократия, основанная на разделении властей, обманывает
рядовых избирателей: они уповают на то, что демократия означает представительство во власти их
интересов; на самом деле их голоса интересуют профессиональных политиков только как ресурс власти
– как разменная карта в политической игре за закрытыми дверями.
* Каганов Ю. Политическая топология: структурирование политической реальности. М., 1995. С. 130.
Западная политическая теория настаивает на разграничении сферы интересов и сферы ценностей и
считает «цивилизованной» только такую политику, которая связана с прагматикой интереса, а не с
«фанатизмом» ценностного принципа. Теория намеренно не проговаривает свои установки: она потому
и считает игру интересов более предпочтительной, что интересы открывают возможности торга
политических профессионалов и перспективу достижения консенсуса между ними.
Дело не столько в рациональности категории «интерес», сколько в скрывающемся за этой категорией
понятии профессиональной политики, делаемой профессионалами на основе взаимной круговой поруки.
Это означает, что различие между классом политических профессионалов – держателей постов и
влияний – и рядовыми избирателями несравненно важнее всяких различий внутри этого класса: между
правыми и левыми, либералами и коммунистами, националистами и компрадорами. Принцип
«системной политики», основанной на разделении власти, на самом деле предусматривает одно
действительно кардинальное разделение: между народом, лишенным права на политическую
самодеятельность в тех или иных формах прямой, партиципативной демократии, и политической
номенклатурой – профессиональными игроками политики. Такова, как считается, цена политической
стабильности, гарантирующей общество от эксцессов уличного насилия, массовых беспорядков, стычек
и баррикад.
И если исключение внесистемной оппозиции в самом деле является высшим принципом
современного политического либерализма, то из этого неминуемо вытекает, что данный либерализм
почти неизменно будет становиться на сторону исполнительной власти в ее тяжбах с законодательной.
В самом деле, исполнительная власть по самой сути своей ближе к идеалу закрытого клуба
профессионалов, тогда как избираемые народом законодатели больше, чем профессионалы
исполнительной, подвержены влиянию снизу. Вот почему современный либерализм в отличие от
классического больше «любит» исполнительную власть и больше доверяет ей. В России сегодня это
наглядно проявляется в той разнузданной критике Государственной думы, которую позволяют себе
идеологические активисты либерального лагеря.