 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
36
люди, а это – состояние полной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения своим
имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в границах
закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого лица и не завися от чьей-либо воли.
Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, –
никто не имеет больше другого»*.
*
Цит. по: Антология мировой политической мысли. Т. 1. С. 359.
Здесь, опять-таки, мы имеем дело с очевидным расхождением фактического и нормативного.
Исторический опыт – и древний, и новейший, в том числе наш, российский, – убедительно
свидетельствует, что в естественном состоянии царят не справедливость и равное достоинство людей, а
«закон джунглей» и право сильного. В частности, современная российская действительность
показывает, что ослабление государственно-правового регулирования, с одной стороны, нравственного
регулирования мобилизованного общественного мнения, с другой, мгновенно ведут общество к
одичанию и насилию, к перманентному нарушению принципов нравственности и человечности.
Подтверждается, таким образом, энтропийный принцип Н. Винера: наиболее вероятным
(естественным) состоянием являются хаос и насилие.
Поэтому очевидно, что принцип естественного состояния имеет сугубо нормативный смысл: он
является тем идеальным допущением, без которого нельзя обосновать автономию личности перед
обществом и ее гражданское достоинство. Как только мы становимся на точку зрения реальности, мы
сразу же попадаем в силовое поле неопровержимых аргументов социального и государственного
патернализма: если человек «но природе» слаб и склонен к нарушениям морально-правовых норм, то
следует признать прерогативы высших инстанций, призванных воспитывать и опекать его. Поэтому
«раннебуржуазная философия права от Локка до Канта упорно настаивает на том, что в разумно
устроенном обществе любым государственным запретам, требованиям и советам должно
предшествовать первоначальное признание-дозволение. Суть его в том, что каждый член общества
принимается за интеллектуально (а потому и граждански, и нравственно) совершеннолетнее существо,
которое не нуждается в чужой подсказке при определении того, что для него желательно, выгодно и
ценно»*.
* Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 410.
Давайте зададимся вопросом, в каком состоянии пребывали те жители Западной Европы, которые
приняли указанные нормативно-идеальные допущения за основу социальной жизни, вопреки
множеству свидетельств фактов и опыта?
При ответе на этот вопрос обычно отмечается, что речь шла о третьем сословии – буржуазном
классе, профессионально связанном с рыночными отношениями партнерского обмена: обмена равных,
при котором ни одна из сторон не может рассчитывать на уступки и бесплатные услуги другой стороны.
Предпосылкой эквивалентного товарного обмена является равенство общественно-правового статуса
сторон и их взаимная независимость. Только при этом их сделки могут носить характер
взаимовыгодного рационального обмена, а не традиционной услуги, связанной либо с состоянием
зависимости, либо с моралью долга и жертвенности. Итак, нормативное допущение, легшее в основу
западных демократий, отражало социальное мироощущение и статус одного определенного сословия –
третьего. Именно этому частному и специфическому мироощущению суждено было стать
цивилизационной нормой, которую Запад демонстрирует и пропагандирует в мире в качестве
«естественной», т. е. всеобщей.
Но наряду с этим сословным опытом на принятие указанного принципа повлиял и национальный
исторический опыт стран Запада. Вопреки представлениям о естественности самого принципа и его
органической свойственности западному человеку и западной культуре, исторический опыт
свидетельствует, что речь, скорее, шла о трудном и проблематичном выборе. С одной стороны,
проблема состояла в том, чтобы прекратить нескончаемые гражданские распри и войны ценой уступки
местных и индивидуальных прав и свобод деспотическому централизованному государству,
способному железной рукой навести мир и порядок.
С другой – в том, чтобы избежать злоупотреблений самого этого государства – посягательств
безудержного и бесконтрольного политического деспотизма на нашу жизнь, наше личное благополучие
и достоинство. Речь, по-видимому, шла о том, чтобы подвести нелегкий баланс этих противоположных