 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
125
каких основаниях утверждается мистическое начало восточной государственности?
Это начало питается напряженно-иступленными ожиданиями, которые тот или иной восточный
народ, ощущающий на себе глубочайшую жестокость и несправедливость земной истории, связывает со
своей государственностью. Государство подпитывается энергией особой «вольтовой дуги», одним
полюсом которой выступает память о славном прошлом — о золотых днях народа, которому история
обещала столь многое, другим — ощущение невыносимости настоящего, связанного либо с внешним
порабощением, либо с внутренними провалами в бездну. Народ, вкусивший горечь истории, но духовно
не сломленный, рассчитывает выскочить из бездны с помощью могучей национальной
государственности. Но ему мало национального самоутверждения: он возлагает на свою
государственность всемирно-исторические, мироспасительные задачи и тем самым утверждается в
своем историческом достоинстве и мессианском самолюбии.
Словом, на одной стороне трагический провал, на другой — великое воскресение и призвание. Из
этой «вольтовой дуги» истории рождается «вольтова дуга» государственности. Здесь государство не
просто выполняет свои обычные политические функции, а осуществляет исторический сценарий,
воспринимаемый как драма не только национальной, но и мировой истории. Завязкой драмы служит
катастрофическое событие, уничтожившее народное счастье, но не перечеркнувшее коллективные
надежды, а сделавшее их иступленно-мистическими, религиозно экзальтированными. Вот как
описывает это обладающий глубокой историософской интуицией Н. А. Бердяев: «История возможна
только... если мировой процесс воспринимается как процесс катастрофический. Восприятие истории
как катастрофического процесса предполагает некоторый центр, в центре этом дан исторический факт и
вместе с тем раскрывается Божественное, внутреннее делается внешним, воплощаемым»*. Бердяев
отмечает, что историческая эсхатология и связанный с нею образ мессианской государственности
впервые возникли в истории еврейского народа, создавшего своего рода прецедент принципа
священной справедливости в политике. Предполагаемый центр мировой истории — это древний
Израиль; совершившийся в этом центре роковой исторический шаг — это порабощение Израиля;
внутреннее, призванное стать внешним, воплощаемым, — это конечное торжество еврейского народа в
истории как народа избранного, мессианского. Тем самым задан один из великих восточных архетипов
политической истории, воплощаемый той или иной мессианской государственностью.
1 Бердяев Н. А. Смысл истории. Paris: YMCA-Press, 1969. С. 44.
Этот архетип был наследован русским народом, прочитавшим свою историю начиная от рокового
факта татаро-монгольского порабощения в терминах древнееврейской апокалиптики, сталкивающей
два напряженно противоположных образа: всемирного изгойства и всемирного избранничества. Важно
подчеркнуть, что речь при этом идет не об индивидуалистическом реванше тех или иных «золушек»,
ставших принцессами, или лесорубов, ставших президентами, как это имеет место в архетипе западном,
выражающем установки достижительного сознания. Нет, речь идет о коллективной судьбе,
коллективном призвании и избранничестве. Как пишет Н. А. Бердяев, «это связано еще и с тем, что
еврейство но своей духовной природе коллективистично, в то время как арийство —
индивидуалистично. Эта связанность еврейского духа с судьбой народа, эта невозможность мыслить
судьбу индивидуальную вне существования народа, вне судьбы Израиля... В еврействе идея свободы не
была индивидуальной, это была свобода народа — она конструировалась коллективистично...»*.
* Там же С. 117.
Надо сказать, это характерно для сознания всякого порабощенного, но духовно не сломленного,
чающего освобождения народа: он мыслит свою свободу не в терминах индивидуального успеха, а в
терминах коллективного воскресения. Сознание индивидуалистического успеха в таком контексте не
может не выступать как порочно-компрадорское сознание, ищущее личных благ за спиной своего
народа и нередко — в сговоре с его врагами. Это очень сильно ощущается в тональности
ветхозаветного текста. Не перипетии индивидуальной судьбы — индивидуального грехопадения,
изгойства и последующего реванша социальной или душеспасительной достижительности, а перипетии
исторической судьбы народа и царства переживаются в древнееврейской апокалиптике. Как пишет Г. П.
Федотов, «в пророчестве Израиля задана вечная тема социального христианства, в книгах Судий и
Царств — его политическая тема. Не подлежит сомнению, что в известный период истории Израиля
царская идея сливалась с идеей мессианской. Грядущий Мессия — Царь Израилев, из дома Давидова,